Возвращаюсь на днях с работы Снега выпало еще с утра немерено, ну я и подумал: чего мне на машине, да...

Эту историю рассказал мне отец, а случилась она во譨䨲ремя зимней сессии вконце семидесятых, когда он учился в одном Московском тех. Институте.Его группа сидела на консультации по вышке, и кто-то, уже под самыйконец, имел неосторожность спросить: можно ли пользоваться на экзаменеучебниками. К всеобщему удивлению, преподаватель сказал, что можно. Тутнеобходимо сказать несколько слов об этом человеке: типичный препод летпод 60, интеллигентный, спокойный, посвятивший всю свою сознательнуюжизнь науке, а потому требующий высокую планку знаний со студентов,но при этом никогда специально никого не засыпавший и уважительноотносящийся ко всем разновидностям студентов. Короче, на следующий деньна экзамене наблюдалась примерно следующая картина: учебники у всехоткрыты, все друг с другом открыто переговариваются и потихонькусобираются сдавать. Вот тут-то старичок начинает глумиться: задаетвсякие допол. вопросы, всячески топит и в итоге каждый студент уходитс неудом. Некоторые студенты, не смирившиеся с пересдачей, побежалижаловаться в деканат на произвол. В аудиторию заходит кто-то, типа зам.декана, и начинаются разборки, типа как это так: пятнадцать двоек подрядвлепить.... В это время препод, отпуская очередного студента и записываячто-то у себя в дневнике, его перебивает и спокойно говорит с искреннимудивлением на лице:— Почему пятнадцать? Шестнадцать уже.студентъ

Съезд ученых, рассуждают про любовь...Встает один и говорит:— Любовь — это болезнь, которая укладывает всех в постель.Встает второй:— Постойте ж, какая это болезнь, от которой никто не хочетлечиться. Нет, любовь — это работа.— Постойте ж, какая это работа, когда основной орган стоит.Любовь — это процесс.— Какой же это процесс, когда пострадавших нет, и обе стороныдовольны. Любовь — это искусство.— Какое же это искусство, если это могут все. Любовь — этонаука.Тут встает старый профессор и говорит:— Подождите! Какая же это наука, когда студент может, а я НЕТ!

На кафедре психиатрии медицинского университета, где я учился, один преподаватель завёл папочку "Перлы". Поставщиками перлов были, в основном, журналисты, которые периодически отлавливали шизофреников в стадии обострения, вследствие чего в печати появлялись "сенсационные" глупости, типа, "Его мысли читает ФСБ" или "Житель Ухрюпинска общается с инопланетянами".Плюс в эту папку попадали чисто студенческие перлы из историй болезней, которые приходилось писать всем студентам без исключения на каждом предмете, в том числе, и по психиатрии.Моя одногруппница внесла небольшую свою небольшую лепту в содержимое папки.Описывая психостатус пациента, она написала: "Субъективно — мурашки перед глазами, объективно — мурашек нет".

Бухали с приятелями. Крепко. В процессе поспорили: у кого была самаяжуткая, самая страшная ситуация.Ну началось.Кто про травмы рассказывает, кто про аварии. Но всех заткнул Игорек.— Хули там аварии. Хули переломы. А волосатые яйца кусать приходилось??!Все недобро насторожились. Что за ахтунг? Оказалось, история реальнодикая. Вторая половина 90-х. Ветер перемен, мода на все западное. Игорьстудент престижного вуза, папа-бизнесмен, мама-журналист. СоответственноИгоречек ни в чем отказу не имеет. Гуляет по барам-клубам. Пареньвидный, танцует как бог. От девиц отбоя нет. Телефончики сами дают. И нетолько телефончики.И вот раз завалил он в «Джао-Да». Да вечер не склеился. Симпатичныхдевушек нет, хотя в клубе не протолкнуться. Сидит Игорек скучает.Подсаживается парень. Такой классический быкан 90-х. Типа, ты не противмужик? А то мест нет. Ну, садись раз сел. А у парня похоже тоже вечеробломился. Ну и промеж 4 и 5 стопочки текилы разговорились они. Потомвыпили вместе. И типа скорешились. Знакомец предлагает: да ну нах,скучно тут. Поехали ко мне бухать. Снимем девок, весело время проведем.Сказано-сделано. Едут куда-то в спальный район. Бухают на кухне. Ведутзадушевные разговоры про жизнь. И тут вдруг. Собеседник расстегиваетштаны. Достает елдак. И заявляет «а теперь пора поработать!» Игорь слица сбледнул и вскочил рвать ноги.Но не тут-то было! Парень и постарше и покрепче раза в три. Затащилорущего студента в комнату. Завалил на ковер. Сам уселся верхом. Прижалруки. Соси или шею сверну! Ппц, проносится в голове Игоря. Ща опустят.И от ужаса и безнадеги.. Он со всей дури.. КАК КУСАНЕТ! Висящие передмордой яйца. Диииииикий вопль! Горе-сношатель кувыркается на полу,визжит от боли. Игорек плюя во все стороны вываливается из квартиры.Ловит тачку и не переставая плеваться мчит домой.С тех пор Игорек один по клубам не ходит. И с незнакомыми не пьет.

Это рассказ одного моего препода. В свое время он тоже учился винституте: ). И учился он в Питере. Тогда с ними бок о бок училось многоиноземных студентов, в том числе были среди них и лица китайскойнациональности. В русском языке это сообщество рубило явно неважнецки. Иесли мужская половина иноземцев хотя бы сносно изъяснялась на матерномнаречии, то девичий коллектив был почти не знаком и с этой граньюрусской культуры.И вот чертежный зал. Близится очередной срок сдачи курсовиков.За кульманом корпит наш студень, а недалеко от него над чертежной доскойсклонилась милая китаяночка. После завершения очередного построениястудень уходит курить, а китаяночке вдруг понадобилась стерка. Она видитстерку и видит, что рядом со стеркой никого нет и, следовательно,разрешения взять спросить не у кого. Тогда она просто берет этуканцелярскую принадлежность со стола, думая, что сейчас быстро ейвоспользуется и положит обратно, никто и не заметит.В это время приходит покуривший студень и сразу берется за работу. Вдругон обнаруживает отсутствие своей горячо любимой стерки и, естественно,на весь чертежный зал громогласно спрашивает:— КТО СПИZДИЛ МОЮ СТЕРКУ?!И тут же слышит рядом тоненький вежливый голосок с акцентом:— Извините меня, пожалуйста. Это я спиzдила вашу стерку.