В ресторане большого океанского лайнера официант громко обращается к окружающим:
— Леди и джентльмены, прошу прощения, но я вынужден поторопить вас с расчетом. Наше судно идет ко дну.

Больше всего мне нравится отвечать добром на зло: благодарностью на деньги.

В ресторане. Официант:
— Мадам, вы даже не попробовали наш салат. Он вам не нравится?
— Нет, просто не голодна. Но ведь вы теперь можете подать этот салат другому посетителю.
— Нет, что-то вы все-таки не договариваете. Вы уже четвертая, кто не стал его есть.

В "Известиях" прочитал "аналитику" насчет сбережений россиян.

"В России в плане сбережений существуют две проблемы. Первая и самая массовая — в том, что их нет. А вторая — как сохранить, если они есть. Причем обе трудноразрешимы".

Позитивненько так.

Чтобы деньги швырять ума можно и не занимать,а вот,чтобы их заработать-лучше свои мозги раскинуть.

— Вчера ел суп из черепахи!
— И как?
— Из тарелки удобнее!

С годами понимаешь, почему к ипотечному договору прикреплялись визитки клиник по трансплантации органов.

— Не понимаю, почему такой приличный ресторанчик назвали "Разбойничий"?
— Счет принесут, поймете.

Самое начало девяностых. То ли законы и порядки смутные, то ли у меня смутные представления о законах и порядках, только стою я в аэропорту Сургута и ощущаю себя крайне неуютно. Неуютно мне от наличия $1200 командировочных американских долларов, находящихся у меня в маленьком кожаном брифкейсе и от особо смутного представления о действующем законе о наличии и хранении валюты. Деньги мне были выданы «на всякий случай, может пригодится в таможне». Никакой справки или другой объяснительной бумаги мне выдано не было. Регистрация пройдена, но рейс на Тюмень опять отложен по погоде и я выхожу покурить. Время – ноябрь месяц, прямо перед праздниками. Холодно и идёт снег. Я в енотовой шубе и в сапогах из оленьей шкуры, не по причине помодничать, а потому что летаю то в Усинск, то в Архангельск. Из толпы значит немного выделяюсь. Стою, мысли о том, что уже доеду поздно и наверное не удастся поужинать в гостинице. Краем глаза замечаю серое движение слева. Передо мной возникает человек в милицейской форме. Человек в форме смотрит на меня оценивающе, кидает резко «пройдёмте» и направляется в глубь здания аэропорта. Сердце ухает куда-то в желудок, слюна приобретает вкус металла. «Значит всё-таки нельзя иметь валюту, сейчас будет досмотр, меня арестуют, уже точно не поужинаю» — несётся в голове. Онемевшие ноги кое-как меня передвигают в пространстве за человеком в форме. Сердце опять на месте и выстукивает бешенный ритм. Заходим в кабинет. Плакаты, запах старой бумаги и какой-то мышиный. «Присаживайтесь». Я плюхаюсь на стул, судорожно сжимая злополучный брифкейс. Молчим напряжённо. Вдруг взгляд человека в форме смягчается, становится заискивающим и он вкрадчиво произносит: «Нам нужна ваша помощь». Я оторопело смотрю на него. Мокрые ладони, во рту сухо. «Вы куда летите?» «В Тюмень» — хриплю я. «Отлично. Скоро будет посадка. Мы проводим проверку работников досмотра ручной клади. Я вам дам запрещённый груз и мы посмотрим найдут ли его при досмотре». Это звучало скорее как мягкий приказ и спорить было невозможно и лучше не нужно. Я на автомате киваю головой. Мысли о том, что это может быть «подстава», возникли намного позже. «Вот и чудненько» — говорит человек в форме и с этими словами достаёт из ящика стола патроны. Такую целую мужскую горсть. Я не знаю, что это был за калибр или тип патронов. Они были внушительными и холодно блестели. «Откройте ваш кейс». Патроны засыпаются прямо поверх конверта с деньгами. «Идите на посадку. Ведите себя нормально». Посадку действительно объявляют быстро. Только успеваю забежать в туалет и переложить пакет с деньгами в карман шубы. И вот я в порядке общей очереди кладу личные вещи на ленту, прохожу через рамку и стою в ожидании фурора. Фурора, вопреки моим ожиданиям, не происходит. Мой брифкейс спокойно проплывает на ленте через коробку аппарата досмотра, я его снимаю с ленты и, ведя себя нормально, обливаясь потом, медленно прохожу в накопитель, где уже собралась толпа жаждующих побыстрее улететь граждан. Не проходит и пяти минут как по залу пробегает дрожь волнения – идёт, нет, летит разъярённый человек в форме в сопровождении антуража. Повышенный командующий тон, перст указывает на меня. Меня под белы руки проводят обратно к ленте аппарата и опять пропускают мою кладь. Работницы внимательно рассматривают картинку и просят меня открыть кейс. Из кейса они победно извлекают патроны и отдают их человеку в форме с плаксивыми объяснениями. В зале полная тишина, рты людей молчаливо очертили что-то среднее между «о» и «а». Человек в форме кивает мне и исчезает. Вокруг меня пустое пространство, мамы прижимают своих детей, разговоры шёпотом. Стюардесса потом долго уговаривала в самолёте полную женщину сесть на своё место, котрое было рядом с моим. Да, весело бывало.

Навеяло историей о польском таможеннике.
Работаю водителем автобуса на международных рейсах и езжу транзитом
через Польшу. Больше одного блока сигарет ввозить запрещено, но мы
как-то ухитряемся блоков 20 спрятать (дополнительный приработок), тем
более, что в двухэтажном автобусе это сделать не так сложно. Но все
равно, когда поляки шмонают, волнуемся.
Так вот въезжаем мы как-то по осени с Украины на польскую таможню, и
поляки заворачивают нас на яму, то есть полный досмотр автобуса, чуть ли
не с разборкой. Заезжаем мы в ангар, а там у стены сложено 150 блоков
сигарет. Ну, мы поинтересовались: это, мол, что — сняли с автобуса?
Поляк объяснил, что перед нами был "такой желтый автобус", вот с него и
сгрузили.
Едем мы дальше (у нас ничего не нашли), и на чешской границе догоняем
этот невзрачный, маленький желтый автобус. Разговорились с водителями об
их проверке. Никогда не догадаетесь что они нам сказали.
Они сказали: "Хорошо, что нашли не ВСЕ!"