Братья Райт создавая самолет, мечтали о полетах, и несколько раз пролетели пока полетели (Эфен Гай)

В 30-е годы прошлого века владение летчиками средствами радионавигации было не на высоте. В критические моменты, прибегая к ним, летчики еще до конца не верили в них. Кому приходилось когда-либо терять ориентировку, тот хорошо знает, что даже оказавшись в родных местах, где, как говорится, знаком каждый кустик, — не узнаешь местности. Порой доходило до курьезов.В 1933 году летчик, летавший на линии Москва—Куйбышев, благополучно приземлившись в Пензе и заправившись, пустился в дальнейший путь. В воздухе у него унесло планшет с картой, и он решил продолжать полет, пользуясь как ориентиром железной дорогой. Сказано — сделано. Шло время, полет продолжался. Наконец в Москве на Центральный аэродром садится самолет, из него вылезает пилот и спрашивает: «Почему Волга стала такая узкая?!» Когда ему ответили, что он сел на московском аэродроме, никакой Волги тут нет, а есть Москва-река, пилот махнул рукой, засмеялся и сказал: «Не валяй дурака! Из Москвы сегодня утром я сам вылетел!» Только появление знакомых товарищей, а затем начальника заставило растерявшегося пилота понять, где он находится.Об этом случае в своих воспоминаниях «Дальняя бомбардировочная» рассказал главный маршал авиации Голованов.

КУРОРТНОЕ ЗНАКОМСТВО70-е годы. Начальник Магаданского управления Гражданской авиации и флаг-штурман отправились в отпуск в Сочи. По прибытии в санаторий выяснилось, что двухместный номер, на который они претендовали, оказался занят, и им предложили переночевать одну ночь в трёхместном, тем более третьим постояльцем там тоже был аэрофлотовец.Надо сказать, что начальник управления носил шикарные усы, а флаг-штурман отличался огромным ростом и таким же огромным носом. Следует отдать им должное, мужики они были простые и не привередливые. На предложение переночевать в трёхместном номере они хотя и не с радостью, но согласились. Кто помнит 70-е, тот, вероятно, помнит, что аэрофлотовцы любили пощеголять в форме, но наши персонажи ввиду своих высоких должностей и широких полос на погонах поскромничали и приехали отдыхать в гражданской одежде.Чего нельзя было сказать о третьем персонаже, которого они застали в номере. Парень лет двадцати трёх, в полной парадной форме аэрофлотовца с полуторалычками на погонах встретил их с распростёртыми объятиями, тут же сообщил, что приехал из Ростова-на-Дону, летает штурманом на "свистке" (Ту-134), и что авиация — это сногсшибательно. Слово "круто" тогда в обиход ещё не вошло. Наши уважаемые руководители ещё не успели бросить свои пожитки на свободные койки, как от молодого человека последовала команда:— Ты, Ус, мотай за выпивкой, а ты, Нос, за закуской. А я пока здесь всё организую.Наше уважаемое руководство, улыбнувшись, взяло протянутую молодым человеком авоську и отправилось отовариваться в ближайший гастроном. А поскольку Ус и Нос относились к высшему командному составу "Аэрофлота", то по должности они уже давно не употребляли простую водочку, а предпочитали простенький пятизвёздный армянский коньячок. Естественно, они взяли с запасом коньячку и полагающуюся к нему закуску, благо их отпускных на это вполне хватало.После их возвращения в номер санатория, молодой человек страшно возмутился, что они набрали коньяка, ведь на эти деньги можно было купить в два раза больше водки. Однако поскольку выпивка и закуска были уже куплены, ростовчанин в мгновение ока накрыл "поляну" и предложил выпить за встречу. Удивительно, что он не стал расспрашивать, чем занимаются его новые соседи, а стал рассказывать о своих лётных и любовных подвигах и о том, какие громадные деньги можно легко заработать в летний сезон на перевозке "зайцев". После нескольких рюмок он решил из вежливости поинтересоваться, откуда приехали Ус и Нос. Услышав, что из Магадана, он оживился и поделился с ними, что собрался переводиться в Магаданское управление ГА, и что даже ростовский отдел кадров уже отправил его личное дело начальнику тамошнего управления.Тёплая компания выпила ещё нескольких рюмок, и он всё же спросил, кем работают его новые друзья. После того, как Ус заявил, что является начальником Магаданского управления ГА, а Нос — его флаг-штурманом, материальная оболочка молодого человека мгновенно исчезла, едва успели отзвучать отголоски их слов. Больше они его не видели за всё то время, которое провели на курорте.Однако нужно отдать должное начальнику управления: по приезде домой он подписал перевод своему новому сочинскому знакомому, и тот долго работал в Магадане.

Москва. Остановка. 239-ый автобус дырчит мотором и готовится отойти.Придерживая кобуру и пузо к автобусу скачут два мента на предмет уехать.Зрители с интересом наблюдают за драмой: успеют – не успеют.И тут из толпы раздается:«Стреляй, Глеб Егорыч, стреляй! Уйдет гад! Он в Сокольники рвет – там есть где спрятаться!»

МАЙДАНЩИКИДело было во времена моей студенческой молодости. Я ехал в поезде,возвращаясь из стройотряда – места, где при реальном социализме можнобыло заработать реальные бабки. Возвращался один, без остальных ребят,поскольку уехал раньше срока из-за болезни матери. Рассчитать менятолком не успели, но все же деньги я по тем временам вез немаленькие.Соответственно нервничал. А тут еще выяснилось, что тем же поездом«Пермь-Москва» возвращается группа зэков, освобожденных по какой-то тамамнистии.С одним из них я вскоре столкнулся в тамбуре, где он стрельнул у менясигаретку.— Много кочерыжек везешь? – скорее не спросил, а констатировал он посленедолгого разговора.— Есть кое-что, — хмуро признался я, — в стройотряде заработал. А сейчаск больной матери еду, — добавил жалобно. — А как ты узнал?— Да тебя косоебит всего, смотреть тяжко. Но ты меня не бойся – я не поэтой части. А вон те, — он кивнул внутрь вагона, где двое парней стоялив коридоре и о чем-то неслышно переговаривались, — могут тебяпобеспокоить. Это майданщики, воришки поездные.Мне совсем поплохело. Мой же собеседник между тем ударился ввоспоминания:— Случай у меня был один. Тоже в поезде. Ехали мы с корешем в купе послеодного дельца. Ноги уносили, короче. И точно не знали – сели опера намна хвост или нет. Вагон оказался полупустой, и мы были в купе тольковдвоем. И вдруг заходят еще два пацана – по возрасту и по увереннойповадке, чистые опера. Пушки у нас были, но в багажных сумках, посколькустояла жара, и мы сидели полуголые. А у оперов бывали такие подъезды –под частников работают, а потом руки заламывают. Ну мы и напряглись. Нотут эти двое достают коньячок и семгу, и нас к столу приглашают. Ну намсразу полегчало – опера так не работают, им средства не позволяют.Раздавили одну, достали вторую. Грамотно так посидели. Душевно. Иотрубился я как-то незаметно. А утром вдруг меня будят. Смотрю – мент вформе капитана и с ним два автоматчика. Ну, думаю, за нами с корешем. Акапитан так сурово: «Документы и багаж предъявите». И стало ясно, чтоони совсем не за нами. Что-то чрезвычайное стряслось, и поезд проверяютпо полной программе. Ну я сразу осмелел: «Это незаконно, не имеете праваобыскивать, предъявите ордер!» А капитан: «Мы тебя и не будемобыскивать, ты сам нам свой багаж откроешь. А нет – так в отделение!» Итут до меня доходит, что я рано обрадовался: у меня в сумочке-то пушечкалежит! И у моего корешка – тоже! А это сразу – срок.(Причем по тем временам – очень серьезный).— Ну я, шевеля мозгой, пытаюсь что-то придумать и – делать нечего – лезуза сумкой. А ее нет! И у кореша сумки тоже нет! Ну и лоханулись мы сним! Те двое вчерашних оказались майданщиками и сделали нас очень чисто.Но одновременно и выручили – ничего не скажешь.В другое время меня бы эта история позабавила, но сейчас она толькопоубавила у меня нервных клеток.— Ну ладно, — вдруг заключил мой собеседник, — башли твои — трудовые, ипотому скажу я этим двоим, чтоб тебя не трогали. Езжай спокойно к своейбольной мамочке.И слово свое этот зэк сдержал.

В Метро"Красные Ворота","Чистые Пруды"