Летят на борту самолета представители всех стран, и вдруг самолет начинает падать Стюардесса предлагает...

Летит самолет. Вдруг в кабине пилотов загорается табло "Критическаянеисправность". Один пилот идет успокаивать пассажиров, а другойспокойно ударяет кулаком по приборной панели — самолет застывает ввоздухе. Не спеша, два часа чинит, потом опять кулаком по приборнойпанели — самолет летит дальше, и благополучно садится.Коллеги его спрашивают:— А как тебе это удалось?— А это я молодость вспомнил. Я когда-то лифтером работал.

Из рассказов про авиатехника Васильича.Прямо посередине полетов и произошла тогда эта история. Помнится, в тотдень летали все, кто хотел. Грохот стоял почти как у вас в «Домодедово».По аэродрому люди бегали как заведенные туда сюда, и тут как раз сталасадиться наша эскадрилья. Центр управления полетами не умолкал: «Посадка02, посадка 05, посадка 10». Полоса то от нашей курилки чуть понижебудет, мы видим оттуда только кончик хвоста. Но каждый техник, припосадке самолета, и без ЦУПа, сразу узнает свой борт по индивидуальномурисунку камуфляжа. И бегом из курилки на стоянку встречать.И тут вдруг. Первым заметил несуразицу самый заслуженный техникВасильич. «Ребята, там села какая-то икебана» — то ли сматерился, то лисумничал он. Тут ожил и центр, и тоже стал умничать. «Посадка 333,встречайте». «Из 33 эскадрильи, стало быть» — никак не унимался нашВасильич. «Встречает 333, гвардии старший прапорщик Фомин». Васильич (онже Фомин) сильно удивился, сказал: «Ни хера себе», никуда не побежал, новдруг начал громко икать.Но мы же знаем, что надо сделать при икоте. Сильно напугать. Что исделал ЦУП. «После встречи и осмотра 333, гвардии старший прапорщикФомин лично докладывает о результате руководителю полетов». Васильичсразу перестал икать, а заодно и говорить.Тут как раз и подъехал на стоянку во всей красе этот борт. Самолет товроде такой же, как у нас, но у него была другая раскраска. Тутзамолчали все. Сейчас, по прошествии лет, я бы сказал: «На нем былааэрография». Но тогда мы таких слов и не знали. Но впечатлило, очень.По всему фюзеляжу была нарисована картина. Даже диорама, какая-то.Батальная сцена. На ней от фонаря к хвосту, среди взрывов, бежали толпойчерненькие кудрявые люди, размахивая нашими автоматами, и гнали впередисебя таких же черных и кудрявых людей. И номер 333.«Каникулы Бонифация», — рассматривая, предположил техник 09 бортаСнежинка, прозванный так нами за свой избыточный вес.А Васильич в это время на плохогнущихся все-таки поплелся его встречать.Но как он не махал руками перед этим самолетом, тот все равно заезжал настоянку криво, да так и остановился полубоком. Васильич сплюнул ипотащил стремянку. Приставил ее и полез, было, как обычно вверх, чтобыпомочь открыть фонарь, отстегнуть летчика от кресла, вставить чеки, ну ивсякое прочее.Но не успел. Фонарь уже открылся сам, и из самолета, навстречукряхтящему технику стал вылезать огромный летчик. Тут снова всенаблюдающие притихли. На нем был высотно-компенсирующий костюм, такой жекак у нас, но не совсем. Нашивки и наклейки. Он был весь в них с ног доголовы. Ну, это, допустим, как если собрать всех гонщиков «Формулы-1»,содрать с них всю рекламу, а потом попробовать наклеить ее на одного.Вот примерно, так.В общем, летчик спустился на землю, и стал снимать гермошлем. Снял, ивсе охерели еще раз. Это был негр. Он огляделся, в ближайшем приближениинаходился только техник. У которого сразу появился иностранный акцент, ион бормотал что-то типа: «Какие Ваши замечания». Летчик-негр осмотрелнашего Васильича с ног до головы, скривил лицо и неожиданно для всехвдруг бросил ему свой гермошлем. Ну, примерно, как дети бросают другдругу мячик. И сказал что-то строгое на своем негритянском языке.Васильич шлем поймал, а мы в это время с хихиканья уже перешли на ржакув полный голос. Но концерт по заявкам продолжался, техник-то наш толькос виду был такой невзрачный. На самом деле ордена и медали на нем ужедавно не умещались, и поэтому, буквально, через секунду шлем уже летелобратно к негру. А вот тот его уже не поймал. Может, не старался, аскорее не ожидал. И шлем покатился по бетонке. А наш заслуженный техникс вызовом выпрямился, сунул руку в карман штанов, что-то там пошерудил,и сказал негру: «Да пошел ты на хер, Вы. Сам носи свои шмотки, понялчунга-чанга». Развернулся и пошел прочь от самолета.…вечером, после полетов, в эскадрилью подтянулось все наше начальство.Они нашли Васильича в своей каптерке, общение между ними уже давно былонеформальным. Горячие точки все-таки связывают людей. Объяснили ему, какмогли, что одна гордая африканская страна на последние деньги купила унас один истребитель, и обучила единственного летчика. Он же, этотлетчик, по совместительству, еще и сын и наследный принц короля этойстраны. Прилетел к нам, первый раз пострелять. И он привык, что послеприземления ему всегда оказывают соответствующие почести. А тутВасильич.Ну, не знаю я. Потом нам понабилось три стакана «массандры», чтобы«отмочить» Васильича. И в машине, когда уже ехали домой, он еще, преждечем уснуть, пару раз поднимал голову и вздыхал шепотом: «Нет, суки, вамздесь не Лим-пом-по».

Развлеки себя в маршрутке. Долго и упорно рассматривай одного изпассажиров, а потом возьми телефон и скажи: «Алло, шеф? Я его нашел!»

БУДНИ ПОЛЯРНОЙ АВИАЦИИ80-е годы, Ненецкий автономный округ, аэропорт Амдерма, метель, нулеваявидимость. В дупель пьяный лётчик сажает свой самолёт поперёк полосы.Трезвый в такую погоду вообще бы не полетел. Кому об этом случаерассказываю, не верят. А чему здесь не верить? Самолёт-то Ан-2, он привстречном ветре может вообще без пробега сесть. Ветер был поперёкполосы, он поперёк и сел, а иначе сдуло бы нахрен. На доклад сил уже неосталось, прямо в кабине и отключился.Руководитель полётов на своей эРПэшке носится по полосе из конца вконец, не может найти самолёт, хотя ведь не иголка в стогу сена.Собрался уже было докладывать руководству о ЧП, как боковым зрениемувидел "кукурузник" метрах в двадцати от полосы.На следующий день состоялся разбор полётов. Спрашивают этого лётчика,как, мол, докатился до жизни такой, что сел за штурвал пьяным.А он говорит:— А я трезвый и не летаю, я на Ан-2 трезвым летать боюсь...

В автобусе:— Мужчина! Да-да, вы — лысый и в очках, отойдите! Я не вам краснею!