САЛЮТ ДЛЯ БАБУШКИ Оператор Максим поймал меня в коридоре за рукав и буднично так спросил: Слушай, Грубас...
САЛЮТ ДЛЯ БАБУШКИ
Оператор Максим поймал меня в коридоре за рукав и буднично так спросил:
— Слушай, Грубас, помнишь ты говорил, что у тебя есть какой-то знакомый, серьезный коллекционер всяких орденов?
— Ну, есть такой, а что, нужна консультация для фильма?
— Да, нет, по личному. У меня бабушка на днях умерла, мамина мама…
— Ох, Макс, прими мои глубокие соболезнования. Плохо без бабушки. Но ты в каком-то смысле счастливый человек, дожил с бабушкой почти до полтинника, далеко не всем так везет… А мама твоя как?
— Спасибо, держится. Ну, так сведешь с коллекционером?
— Сведу, если надо, а что ему сказать?
— Так, вот, хочу все бабушкины военные ордена и медали продать, там штук тридцать разных. Сразу бы оптом. Сильно задирать цену не буду, но и продешевить не хочется, там довольно солидные экземпляры есть...
В эту секунду, я наверное стал похож на глубоководную рыбу.
Короче, я дико оскорбился. И за незнакомую мне покойную бабушку и за себя и за всех еще живых ветеранов. И как у него повернулся язык спросить такое?
Я стоял и перебирал варианты, что делать: плюнуть этому уроду в лицо, или просто пойти дальше и никогда больше не иметь с ним никаких дел и даже не здороваться?
Вот так, знаешь человека лет пятнадцать и вдруг оказывается, что совсем его не знал…
Максима, видимо, испугал мой "глубоководный вид", он горько так усмехнулся и быстро заговорил:
— Воу, воу, ты смотри по морде мне не дай, с тебя станется, все совсем не так, как тебе кажется. Я не сволочь и не мародер, а несчастный, убитый горем внук. Если есть минутка, то расскажу, а то ты и здороваться со мной перестанешь.
(И как это он даже про здоровканье понял?)
Дело вот в чем, сколько я себя помню, моя любимая бабушка, ходила по школам и рассказывала пионерам про Сталинградскую битву, про своих боевых товарищей и даже про то, как сам Рокоссовский вручал ей орден.
Меня, детсадовца, она тоже иногда с собой брала. У нас в доме, одних пионерских галстуков штук двадцать тогда скопилось.
Всегда в День Победы бабуля где-то с ветеранами на трибуне пропадала, вся в делах, цветах и фанфарах.
Активная была очень, ее любили все. Людям, даже незнакомым, помогала.
Добилась, например, чтобы у них возле дома поставили два фонарных столба, вроде мелочь, а дело нужное, пару лет с орденами по разным инстанциям таскалась. Детскую площадку тоже пробила. Все вокруг еще удивлялись, говорили ей: — «Алексеевна, ты зачем торчишь тут с нами в Подмосковье? Прописалась бы у дочери в Москве, или у Максима, смотришь, через год квартирку бы тебе дали, никуда бы не делись». Но бабуля все отшучивалась: — «Не нужна мне никакая Москва, мне и с вами хорошо. Я в сорок шестом сюда приехала, тут и помру».
Вот и померла.
Совсем чуть-чуть до девяноста не дотянула.
Всю жизнь я испытывал безграничное чувство гордости за свою бабушку, а теперь – это чувство враз сменилось безмерной жалостью к ней, как будто сразу двух бабушек лишился...
(Наконец, у Максима из глаз вырвались бойкие ручейки, но они были тут же ликвидированы салфеткой)
Бабушка завещала похоронить ее на воинской аллее кладбища, да еще и с воинским салютом и если бы не это, то я бы ничего так никогда и не узнал, но маме пришлось все рассказать, ведь похороны полностью лежали на мне, кстати, организовать — это, было совсем непросто и ужас как дорого…
Но, все получилось по высшему разряду: море венков, лифт, военная машина, подушечки с орденами, плачущие друзья— ветераны, а главное настоящие солдаты с настоящим салютом.
Я даже сам проникся.
Ну, короче говоря, мама рассказала, что бабушка со своими родителями всю войну просидела в славном городе Алма-ате и ни одного дня не провоевала ни на каком фронте, родители не отпустили.
Вот она с тех пор всю жизнь и изображала из себя ветерана, сама, наверное, почти поверила: и в «Сталинград» и в «Рокоссовского».
Бабулька еще в советское время на ордена и медали половину своей пенсии тратила, мама ей на Таганке у барыг покупала…
Такие дела…
Неужели ты думаешь, что я бы продал бабушкины награды? Да я бы квартиру скорее продал.
Но – эти, не хочу в доме держать, не знаю, чужие они…
Ну, что, поможешь?
— Не грусти, Макс, держись, даже не представляю — каково тебе сейчас? Конечно помогу, записывай телефон…