Водку пить в земле валяться В тот год Пасха была поздняя, в мае А погодка на первый день прямо предел...
Водку пить – в земле валяться
В тот год Пасха была поздняя,— в мае. А погодка на первый день — прямо
предел мечтаний. Только на природу! На нее, мать нашу...
Ну, раз такое дело, собрались мы с друганами-соседями отметить праздник
на этой самой природе. И чтоб подальше од шуму и гаму и од всякого лиха.
Взяли удочки, ну и всякой снеди-закуси, благо на праздник ее море. Ну и
естественно водочки. Как мы ее брали — это отдельная история, но сейчас
не об этом.
Приехали на речку — красатища то какая кругом!!! Птички чирикают, жабы
квакают, трава зеленая, и ни тебе комаров с мухами, ни вечного шума
проносящигся мимо автомобилей, а воздух какой!!! Быстренька удочки в
воду, а сами все чин чинарем разложили-порезали-разлили и сидим,
празднуем. Чинно, ладно и с должным романтизьмом. И вдруг...
Из недр заросшего противоположного берега, донесся до нас звук
неуверенных шагов, вперемешку явно не с богоугодными выражениями — чвак
(...мать), чвак (б....ть), чвак...
А берег-то тот, не то что наш ,— у нас травка, сухо, ровно, а там все
поросло камышом да всякой травью по пояс, а то и выше. И этого чвака,
которого было слышно все более отчетливей и отчетливей, было где-то по
колена.
Вобщем. Показыветса оттуда дедок. Местный такой. В сапогах до того
места, откуда ноги растут, с видавшим виды рюкзаком и простенькой
удочкой. "Кристос Воскрес!" — он нам. "Ваистину васкрес!" — мы ему.
"Ну что, внучки,— спрашивает, — клюеть?" "А че ж не клюеть, — отвечаем, -
уже вторую наклевываем потихоньку!" "Ну, — говорит, — сегодня святое
дело".
И достает откудато с того зелья нечто похожее на табурет, присаживается
и начинает приготовляться к процесу. Снял рюкзак, достал отуда почти
тоже, что и мы пред собой видим — яйца, паску, мясо копченое, колбаса и
флягу. Явно не с чаем. Разолжил перед собой и обращается к нам: "А
давайте-ка внучки за празник выпьем, а то самому какось не хочется!" Ну
мы поддержали деда, и неоднократно, он там наливает, мы тут, по очереди
друг другу "Кристос Воскрес — Воистину Воскрес!" Сидим, отдыхаем. Он
там, мы тут. Он там сам с собой яйца (куриные в смысле) бъет. И мы меж
собой. Весело вобщем. Кончилась у деда фляга, закурил. И говорит:
"Вот ведь зарекался, не буду пить, когда какую-нить работу делаю. Дак
нет. Не стерпел. Вон перед Пасхой попросил сосед пособить кабанчика
уделать. Пришел. Связали мы его, укололи — так все шло, как по маслу. А
сосед, пошли мол, накатим. Как мол, хорошо кольнул! Ну, значит, обложили
мы тушку сеном, из стога, шо рядом стоял. А сами пошли на кухню.
Посидели. Хорошо посидели. Вышли. Закурили, и стожок подпалили.
Стожок сгорел. А тушки кабанчиковой нетуууу! Шарим я вилами, а сосед
граблями по тому пепелищу. Ну нет кабана и все тут!!! Уже и матюгатся
начали. На шум выскочила жена соседова. Эх, как добавила она нам
матюгов... Шо ж вы, орет, баньки се позаливали, да не тот стог
спалили!!! И давай нас склонять по всем падежам без всяких междометий!
(а мы с пацанми друганами со смеху давимся и хоть бы деда не перебить)
Вот так-то пить при деле... Зх, ладно, говорит, дедок, пора и рыбки
половить... “ Размотал он свою удку, насадил перловочки и закинул.
"Эх, щас я платвы натаскаю!!! Тут я кормил вчера, должно ее быть тут
туча туева!!! — и нам говорит, — забрасывайте, внучки! Тут рыбы всем
хватит".
Да нам-то рыба зачем? Мы уже даже и не на рыбалке, а прямо Евдокимова
слушаем...
А дедок все бормочет: " Вот щас платвы наловлю, ох и наловлю, ее ж тут
море, да я ж тут кормил, ох я щас! Ох ее тут!!!" Минут пять в таком
духе. И тут у деда поклевка. Вяленькая такая, а дед как вскочил с того
табурета, но видать, не так он чего-то встал, вобщем упал дед назад на
табурет, да удилищем дернул. Как он выражался, это надо было слышать.
Но. Дернуть то он удилище дернул. А потом оно как дернет его — дед аж
встал сразу о двух ногах. И держит удочку. А матюжится! "Ах ты ж мать
перемать, ах ты ж какя дура это взяла у меня, где ж эта гребання плотва,
я ж ее прикармливал, а тут на эту тростинушку подлодка клюнула целая!".
Нечего говорить, мы тоже повскакивали и рты разинули. Место там было
довольно глубокое. И шириной метров 7... На деда был жалко глядеть.
Кончик удочки достигал почти пальцев деда на другом конце. Сама удочка
напоминала колесо. Когда казалось дед таки одолел рыбину и она начала
идти к берегу, он начал понемногу отступать. Назад. На табурет. И
каааак... Споткнулся вобщем дедуля. И удочка сломалась. Только кончик по
воде торчком так и поплыл... Ну, тут дед и выговорился:
"Вот ведь старый пердун! Ты ж зарекался не пить при работе! Рыбалка те
не работа? А?! Такую рыбину мог выудить... Ах ты такой — рассекой!!!
Мало тебе стожка спаленного..."
Попричитав минут десять, дед начал собираться. Собрался, пожелал нам
доброго здравия и почвакал назад. Отчвакал он метров пятнадцать...
Промеж камыша мы его еще видели. Даже слез не успели вытереть. И тут у
него из-под ног кааак вспорхнет (хотя порхают воробьи да ласточки
всякие, но это было именно так!) орел, метра на четыре, наверно, размах
крыльев. И тяжко так понесся над камышом, шумно взмахивая крыльями.
Вы видели, как падают спилянные сосны? Точно так же, но только от
испугу, грохнулся в ту болотную жижу дед. Вскочил, а сам черный от
болота, с обоих сторон, даже лицо, отовсюду с него капает и течет, даже
с рюкзака, и заорал:
"Сынки, вы видели это?!!! Это ж пипец, этож какой орел был!!! Это ж
какая махина!!! Это ж нада, шоб и не испугался я! Почти!! Ну это ж да...
Вот это рыбалка!!! А каков карп сорвался!!!!
И хрен с ней, с удочкой!!!! Вот же ж, дурак я, надо было флягу побольше
взять!! Это жДа.... Вот щас саседу расскажу!!!! Вот только не поверит!!
Ей Богу..."
И почвакал дальше, причитая, черный и грязный, випивший и счасливый...
Вот и я думаю, а вы мне поверите???