Плывут две щуки Одна другую спрашивает: Ты каких больше бычков любишь в масле или в томате? В масле...

Про зубы и наследственностьВчера, чих-пых туда-сюда, пошли со шкетом в стоматологию.Это вот в рамках прохождения медкомиссии перед школой.Зубы перед школой проверить, это первое дело. Без хороших зубов в школе делать нечего, все знают. У шкета зубы очень хорошие (тьфу-тьфу-тьфу). В отличие от папы. Ну, он и кофе по ночам литрами не хрючит, и не курит по три пачки. Так что его зубы вызывают здоровую зависть. У меня таких даже в его возрасте не было. И дырок.Самое главное, конечно, — дырок.Дырки между зубами это у него от мамы. Зубы хорошие от деда Вити, а дырки от мамы. (От меня — две макушки, кто понимает)Даже не знаю, что для пацана важнее. У меня в детстве дырок не было, и я всегда завидовал тем у кого есть. Дыркой хорошо цыкать и смачно длинно сплёвывать. Делая презрительное лицо. Особенно когда больно. Получается весьма мужественно. Так-то, как ни крепись, если больно — морда всё равно кислая. А если есть дырка, цыкнул, сплюнул презрительно, и сразу вид другой. Бравый, дураковатый, и залихвацкий. Людей с таким выражением лица уважали всегда, во все времена и в любой компании.Шкет цыкать и сплёвывать пока не умеет, ну так он и в школу ещё не ходит. Пойдёт — научат. На то она и школа.Ну вот, идём в стоматологию, и шкет так интересуется, куда-чо-зачем.Я объясняю.Проверят зубы, всё ли там в порядке. Если в порядке — дадут справку. Если не в порядке — выведут за поликлинику и расстреляют.Смеётся. Спрашивает — а как проверят? Как проверять-то будут?Я говорю — дадут специальную медную проволоку. Если перекусишь, значит всё в порядке. Нет — собирай вещи.Смеётся опять. Но уже так, не очень уверенно. Чувствуется, смех-смехом, а в уме прикидывает, сможет перекусить или нет?Это такой тест на чувство юмора. Потому что не дай бог чувство юмора ему от бабки досталось. Тогда расстрелять за поликлиникой — это самый гуманный вариант. Потому что жить с таким чувством юмора, — только мучиться.Про чувство юмора его бабки, Татьяны Ивановны, я уже рассказывал. И возможно не раз. Потому что ну это можно книгу писать. Оооочень толстую. Раньше, когда мне перед поездкой к тёще рот скотчем ещё не заклеивали, я на это дело как-то внимания не обращал. И бывало шутил. Ну да, есть такой пердимонокль, мои шутки не всегда и не все понимают (почему-то). Но с Татьяной Ивановной я всегда старался шутить в щадящем режиме, как-то лицом даже стараясь выделить, что вот сейчас я как раз как бы шучу. Пока мне не сказали, что Татьяна Ивановна это человек, у которого чувство юмора отсутствует как таковое. Как аппендицит допустим. Вот аппендицит, он либо есть, либо нет. Вот так чувство юмора у Татьяны Ивановны. Как ты лицо не делай, его нет, и всё. Без промежуточных вариантов.Через незнание этого простого факта по первости случались всякие неприятности, и даже бывали жертвы.Вот к примеру Джек.Была у Татьяны Ивановны такая собака, овчарка Джек. Тоже без чувства юмора, кстати. Потом подох, к счастью. Почему к счастью? Потому что если есть на небесах собачачий рай, то Джек туда попал прямым ходом, без лимита и вне очереди. Для этага ему достаточно было просто сказать, — я от Татьяны Ивановны. И всё.Короче, пришел как-то с рыбалки, сижу на кухне обедаю.Дома трое, я, Татьяна Ивановна, и Джек.Я значит обедаю, Татьяна Ивановна у плиты, а Джек в прихожей. Тоже кушает, за компанию. Не столько голодный, сколько боится, как бы я тарелки не поменял. Потому что еда у нас в принципе одна и та же, но мяса у него в тарелке значительно больше. Почему-то. Причем всегда!Ну вот, сидим, едим, и Джек при этом ещё так иногда почесывается. И видно Татьяне Ивановне за это его некультурное поведение во время приёма пищи, за почесывания эти, стало неловко.И она говорит.— Ой, что уж я только не делала с этими блохами. И одно лекарство покупала, и другое... Ничего не помогает! Чешется и чешется.Я говорю.— Татьяна Ивановна, да побойтесь бога! Какие лекарства?! Это ж всё надувалово форменное!— Да? А как же?...— Да просто! Берёте пылесос...— Ой, да ладно! — машет рукой Татьяна Ивановна, и так на всякий случай хихикает. Вот как шкет как раз намедни, когда я про проволоку сказал.— Ну, смейтесь, смейтесь. И носите деньги шарлатанам. Вы видели, чтобы Сёма чесался?— Нет... — задумывается она. — Не видела!— Вот! А шерсть-то ведь у Семёна не чета вашему кабыздоху. А?Татьяна Ивановна делает заинтересованное лицо. Чёрному терьеру Семёну она доверяет значительно больше чем мне. И небеспочвенно.— Ну-ну?... — говорит с надеждой она.Тут я понимаю, что крючок уже за губой, можно подсекать и спокойно вываживать. И я, дохлёбывая суп, неспеша, с чувством собственного достоинства и соответствующими паузами, делюсь секретами собаководства.— Ну что? Пылесос на полную мощность и вперед. Утром, вечером, и после прогулки. Вот тут и вот тут особенно тщательно. Три дня — и ни одной блохи. Главное — мешок от пылесборника после каждой процедуры не забывайте чистить. Только вы когда мешок будете вытряхивать, вы его сразу не трясите, а дайте полежать. Чтоб блохи повыскакивали. А то они на вас все перепрыгнут, и вы их обратно принесёте.Хорошо что мы на следующий день уехали, и дальнейшее я знаю только из рассказов деда. Рассказывая, дед пересыпал эмоциональную речь матюками как пельмени перцем. Так что я уж своими словами.Поначалу Джек огрызался и пытался укусить. Сперва щётку, потом хозяйку. Но против Татьяны Ивановны с пылесосом даже бенгальский тигр — козявочка. Загнанный в угол Джек скулил, визжал, и писался. За работающим на предельной мощности аппаратом ничего этого слышно не было. Дед на время экзекуции просто затыкал уши и громко матерясь убегал в гараж. Закончилось это всё внезапно на третий день. Оставшись дома один, Джек проник в спальню, где под кроватью хранилось орудие пыток, и... От шланга не осталось ничего. От шнура только вилка. Покорёженные останки щёток валялись по всей комнате. Пылесос как таковой больше не существовал. А Джек ещё неделю срал пластмассовыми ошмётками. Странно, но и блохи у него тем не менее пропали тоже! Видимо кровь собачачья от пыток пылесосом испортилась настолько, что уже стала непригодна в пищу.Поймите меня правильно, я такой развязки никак не ожидал. Дело в том что флегматичный Сёма на пылесос реагировал совсем по другому. Едва заслышав жужжание он разваливался на ковре и оттопыривал брюхо, переворачиваясь под щёткой как шашлык на шампуре. Ему эта процедура весьма нравилась. Чтобы пропылесосить комнату его приходилось пиздюлями удалять на кухню. Так что никакога злога умысла я не имел. Шутка и шутка. Кто ж знал, что Джек окажется таким нервным пестицыдом?Пылесос мы им конечно потом откупили, не вопрос. Но шрам в душе Татьяны Ивановны, как говорится, остался на всю жизнь.Теперь, надеюсь, вы хоть чуть-чуть понимаете, почему меня так волнует наличие чувства юмора у ребёнка? При такой-то наследственности.Дошли до клиники.В кабинете две бабули. Ну, дамы явно пенсионного возраста, врач и медсестра.Понятно, молодёжь-то вся разбежалась по платным клиникам. Интересно, эти доработают, кто останется?Сдал я им шкета, говорю.— Можно я это... в коридоре подожду?— А что так?— Да у меня это...— Что "ЭТО"? — сурово глядя поверх очков, спрашивает одна, оторвавшись от заполнения карточки.— Это... как его... абстинентный синдром! — говорю я с умным видом первый попавшийся на язык медицинский термин. — Мутит меня короче от ваших машинок.— А! — уважительно глядя и мягчея лицом понимающе кивает та. — Абстинентный, это понятно. Это конечно! Посидите в коридоре тогда. Вам может таблеточку? Чувствуете-то себя как?Люди с абстинентным синдромом, я давно заметил, особенно которые знают и могут членораздельно произнести этот термин, почему-то пользуются у медработников пожилого возраста пониманием и сочувствием.— Нет, спасибо! — говорю я и шмыгаю за дверь.Через семь минут мне вернули шкета в целости и сохранности, и даже со всеми зубами.— Вы чему, папаша, ребёнка учите! — закричала на меня доктор, держа шкета за плечо.— А что такое? — удивился я.— Какая ещё к чёртовой ...ри медная проволока?— Я пошутил. — сказал я смирно, сделав виноватое лицо.— "Пошутиил" он! Знаем мы таких шутников! Приводит папаша ребёночка, а у него все резцы сколоты. Спрашиваем — что такое? А он — А! Это я папке пиво открываю, когда мы футбол смотрим!— Я пиво не пью. — говорю.— Глядите мне! — грозит доктор пальцем. — Зубы у мальчика очень хорошие, такие зубы надо беречь.— Спасибо, будем беречь.Когда мы миновали охранника, бросили в пепельницу бахилы, и вышли наконец на свежий воздух, я взял шкета за шкирку, хорошенько встряхнул, и с угрозой спросил.— Ты зачем, свинья мелкая, бабушке-доктору про проволоку сказал, а?Шкет ничего не ответил, а морда его расплылась в широкой довольной улыбке, и в проёме между двух резцов показалась аккуратная дырочка.— Цыкать тебе надо научиться.— Цыкать — это как?— Дома покажу. Только матери не говори.— Не скажу.Не скажет. Сказал "не скажу", и не скажет. Да он и так бы не сказал. Из него лишнего слова не выдавишь. От кого ему досталась скрытная натура, я до конца ещё не выяснил. Возможно, от покойной прабабушки Нины. Будем разбираться, время есть.

Плывут два крокодила, увидели — обезьяна на ветке у дерева сидит.Один другому и говорит:— Давай над обезьяной приколемся, спросим, замужем ли она. Скажет замужем, скажем: "Да кто ж такую взял?!"

Кастрированный кот Маркиз категорически не согласен с утверждением: "Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее".

Пингвин — птица редкая. Значит, до середины Днепра долететь должна.

Петух в ужасе вылетает из курятника:— Как я мог так ошибиться?За ним в вразвалочку выходит взъерошенный гусак:— Ну куда же ты так торопишься, милый?