Когда я обучалась в мед институте, урологию нам преподавал омерзительно жизнерадостный двухметровый...

Одним из обязательных элементов военного образования в нашем химическоминституте было суточное дежурство студентов на военной кафедре вкачестве уборщиков-мальчиков-на-побегушках. Кафедра располагаласьотдельно от института на другом конце Москвы в четырехэтажном здании.Смысл этой затеи состоял из двух частей. Официально, ежедневно двакурсанта должны были приобщиться к тяготам армейской жизни черезподметание, вытирание, убирание, смывание, короче через мытье и катанье.А более глубокий смысл состоял в том, чтобы офицер, дежуривший ужесерьезно, охраняя вверенное ему оружие и другую мат. часть сильно ненапивался, ну а если вдруг и позволит себе лишнее, то будет кому за нимвытереть, вызвать, отзвонить, а может, и потушить.Как только за последним студентом и преподавателем захлопнулась входнаядверь кафедры, а мы пошли обживать небольшую каптерку, на суткистановившуюся для нас вместе с метлами, лопатами, ведрами и другимишвабрами домом.Переодевшись, мы решили перекусить, разложив на газетке наш небогатый,смахивающий на набор закусок к водке, студенческий харч. Ну и конечно, унас с собой было, но не успели — пришел «наш» офицер.Нам достался молодой капитан, который сообщил, что к нему через часдолжен придти «тожеофицер», которого надо встретить и проводить к немуна второй этаж. Потом он даст задание на вечер-ночь, ну, а сейчас, дляразминки — подметать плац.«Тожеофицер» оказался небольшого роста мужичком с бегающими глазками ибольшой спортивной сумкой. Бросив нам на ходу: — «Капитан на месте?»,он уверенным маршрутом прошел наверх, игнорируя нашу помощь в егосопровождении.Подождав немного, решив что друзья на какое-то время оставят нас впокое, с нашей стороны была предпринята вторая попыткапродезинфицировать верхние глотательные пути. Дверь в каптеркуоткрылась, как только рука в сумке коснулась холодного стекла. В проемедвери стояли капитан вместе с появившемся с ним запахом алкоголя.Капитан держал в руке журнал, в который и стал записывать задания,озвучивая их командным голосом:— «Первое — проверить урны на предмет возгорания. Ясно?». — «Такточно». (Хотя если учесть, что в здании уже два часа кроме нас никогонет, а дыма и открытого огня пока не видно...)— «Второе — протереть перила». Тут рука капитана зависает над журналом,губы начинают что-то шептать, а глаза тянутся кверху: «перил-ла»,«перилл-ла»...— «Ведь слово «перила» пишутся с двумя «Л»? — это утверждение снебольшим вопросиком к нам, стоящим по стойке смирно.— «Никак нет! Тов-щ кап-н. С одной» — это мы, уверенно и почти хором.— «Нет, вы послушайте: «ПЕРИЛЛ-ЛА» — в голосе капитана появляются,наряду со все возрастающей уверенностью в своей правоте, некоторые ноткираздражения.И что нам, не согласиться с капитаном. Да хоть с тремя «Л». Но молодыебыли...— «Никак нет! Тов-щ кап-н. Точно, с одной».Видимо, количество огненной воды принятой капитаном, не позволяло емубыть добрым и снисходительным. Он с шумом захлопнул журнал, резкоразвернулся и грохоча сапогами рванул к себе. «За автоматом» — грустнопошутили мы.Прошло четверть часа — капитан не появлялся. Ну, была, конечно,мыслишка, что про нас забыли, и мы даже решили все-таки пробоватьпринесенную с собой горячительную жидкость, но в дверь влетел, ворвался«Тожеофицер»:— «Кто обидел капитана? » — скрепя зубами прошипел он с порога, буравянас своим оперативным взглядом.— «Никак нет! Никто не обижал! » — ну, а вы что бы ответили?«Тожеофицер» готов был нас порвать за униженную честь своего кореша, ночто-то его останавливало. Тогда он придумал очень сильный ход: «А какваши фамилии, товарищи курсанты? Ну, что ж, считайте, что госэкзамен по«войне» вы не сдали, а соответственно диплом не получили, и пойдетерядовыми в армию. Это Я вам обещаю». И ушел.Кроме спиртовых паров в каптерке повисла еще и тишина. Хорошо, что мы ссобой взяли — после такой заявы рука сама тянется к стакану.Но дотянуться она опять не успела, вернулся «Тожеофицер»:— «А запасных ключей от комнаты капитана случайно у вас нет? » — легкотак спросил, как будто и не было 10 минут назад никакого на нас«наезда».Ключей, естественно, у нас не было и быть не должно: в дежурной комнатестояли разные телефоны, находились ключи от всех помещений и сейфов. Какоказалось, капитан, переживая плохое знание родного языка, скинувкитель, в котором были ключи, захлопнул дверь и пошел в туалет.«Тожеофицер» в это время у нас защищал его поруганную честь.Когда все мы поднялись на второй этаж, на сидящем на корточках узакрытой двери капитане не было лица: — «Через 10 минут должен звонитьначальник кафедры для доклада о состоянии дел». О том, что будет, еслиникто не возьмет трубку, никто не хотел даже думать...Вариант о грубом взломе двери, обитой железом, и прошитой проводамисигнализации капитан отверг сразу — ну как потом утром объяснишьруководству свои ночные действия.Мы начали со своих ключей, потом принесли ножик, кусок провода и гвоздь«сотку». Дверь не открывалась. Счет пошел на секунды, и все ужечувствовали, как по телефонным проводам где-то бежит звонок ктелефонному аппарату за дверью.«Тожеофицер» со взглядом побитой дворняги стоял рядом.Этого никто не видел, но я случайно нажал на ручку двери и потянул ее насебя. Дверь открылась. Изумление мальчика от выигрыша из рекламыигрового клуба — ничто, по сравнению с восторгом наших офицеров. Они таки не поняли, что они, да и мы в первый момент, пытались открытьоткрывающуюся наружу дверь во внутрь.Почти одновременно зазвонил телефон — наш капитан бодро, даже как-то спафосом доложил руководству, что на вверенной ему территории все поуставу и без происшествий.От предложенного офицерами коньяка мы отказались: ведь у нас с собойбыла наша «несмеяновка» — разбавленный спирт на клюкве.

Вопрос студенту матфака университета:— О чем вы думаете, глядя на кирпич?— О том, что это прямоугольный параллелепипед с соотношением сторон1:2:4Вопрос студенту архитектурного:— О чем вы думаете, глядя на кирпич?— О том, что если взять полтора миллиона таких кирпичей, можно будет построить жилой дом.Вопрос курсанту Высшего военного училища:— А вы о чем думаете, глядя на кирпич?— О бабах.— Но почему?— Я о них постоянно думаю!

СТУДЕНЧЕСКОЕЧетко шевелятся ушиНа голове волосатой,И перезревшими грушамиВ них слова лектора падают.Ритмы каких столетийВ мышечных рудиментах?Антропоген в расцвете-Подвижные уши студента.Бывает до слез обидно,Ведь я человек не лишний,Что слышно мне все и видно,А уши мои неподвижны.Сзади сижу как Будда,Хочется кушать мясо.Я лектору мешать не буду -Уйду со второго часа...Владимир-дилетант

Эту историю я слышал от одной своей знакомой. Произошло это лет 12назад, в общем, запрягли студентов одного из театральных ВУЗов выступитьна новогоднем утреннике в американском посольстве. Первую частьпредставления детишек должен был развлекать Дед Мороз, а потом ихнийСанта-Клаус. И, значит, один из студентов просто-таки обворожил всехсвоим исполнением роли Деда Мороза, но в антракте основательноподнабрался (естесственно не молока) и после перерыва к американскимдетишкам выползло нечто с красным как свекла лицом, бородой на затылке,и странно блестящими глазами. И, видимо от изрядной доли выпитого инепривычного названия "Санта— Клаус", произнес:— А теперь, дети, давайте все дружно позовем: КУ-КЛУС-КЛАН!!!Американцы были в шоке...

Я понимаю, что это не смешно, но Коля обожал открывать дверь головой.Характерные звуки от взаимодействия головы и дверного полотна часторазносились по коридорам нашего ВУЗа. Случалось это неожиданно ичрезвычайно эффектно. Сидим, например, дрожим, ждем "препода". И вдруг -ба-бб-ах!!!... Отворяется дверь и на пороге стоит Коля в монументальнойпозе: правая длань обращена то ли к небу, то ли к плакату саминокислотами в цикле Кребса, левая поглаживает одухотворенный лоб извучит хрестоматийное — "что, бл..и, не ждали?"— Дебил, — шипели на него наши отличницы (отличники презрительномолчали).— Я — не дебил, — Коля театрально вскидывал вверх указательныйпалец. — Я тренирую мышцы лба, укрепляю фронтальную кость и стимулируюголовной мозг!Коля обладал хорошей памятью и даром исследователя. Однажды, на занятиипо общей химии он бросил пригоршню калий-о-аж в раковину с водой.Раздался пушечный грохот, задрожали стекла, а наша староста чуть было неразрешилась от бремени. — Это стул упал... железный, — нашелся Коля,когда в помещение влетел зав. кафедрой со зрачками в пятак.Будучи как-то раз голодным, на занятии по "микробам", Коля выпил яйцовсмятку. Казалось бы... Однако, это было не совсем обычное яйцо. Всемиправами на это яйцо обладала лаборатория микробиологии. Яйцо бережнохранилось в опечатанном инкубаторе, было заражено опаснейшей тропическойбациллой и ждало своего часа для экспериментальных изысканий. Делораскрылось, Колю заточили в стерильный бокс и пытались обнаружитьстрашное инфекционное заболевание. Стерильный бокс походил на одиночнуюкамеру — отсутствовали окна, но это не мешало Коле переговариваться снами, хотя рядом пролегала шумная городская магистраль. — Я здоров, какдикий африканский слон! — ревел Коля, перекрикивая КАМАЗы. — Это пигмеипусть от болотной лихорадки дохнут, а я ср.. ть на это хотел!У паразитологов вяли уши и чесались носы. Уши — от Колиного буйства, аносы — от бесконечного ношения марлевых повязок.Исследовали пот, кровь и слезы, но — тщетно. Через месяц Колю позвали избокса с вещами. На радостях, он кинулся головой на стеклянную дверь, нововремя притормозил.Зато двери на кафедре физиологии были вполне деревянными, и Коле удалосьвернуться к учебному процессу с помощью своего фирменного "Бб-ббах"Его возвращению обрадовались даже высокомерные отличники, Коля, отизбытка чувств, чуть было не съел живую лабораторную лягушку, но намудалось переключить его внимание на что-то еще.Учился Коля здорово. Он легко осваивал нудные предметы, и тольковыборочное отношение к разным дисциплинам не позволило ему добытькрасный диплом. Если предмет не вызывал интереса, то Коля запросто могпроигнорировать весь цикл, а затем, перед сессией, за пару дней сдатьотработки и получить зачет.Однажды, Коля, проявив легкомыслие, все же явился на нелюбимый предмет.Минут десять занятие шло обычным чередом. Внезапно объясненияпреподавателя оборвал чей-то глухой стон, а вслед за этим раздалсянеобычный звук. Это Коле неожиданно стало "дурно". Падая, он заделголовой парту.— Что-то плохо мне... извините... воды, дайте воды…,— хрипел он.— Отнесите на свежий воздух! — закричала ассистент кафедры.Поднатужившись, мы вытащили обмякшее тело вон из аудитории. В коридоребольному сразу похорошело.-Аа-ап! Советский цирк! — запел Коля, -Учитесь, пока я жив! — инепринужденно совершив кувырок, пошел на руках по коридору. Само собойразумеется, именно в этот момент преподавательница, проявив участие,высунулась из аудитории и увидела непревзойденный акробатический этюд.Колю чуть было не отчислили на заседании деканата, но приняли вовнимание его хорошую учебу в прошлом и ходатайство группы.Повзрослев и закончив институт, Коля ни секунды не изменял себе: двериголовой открывал теперь редко, но зато обожал играть в "Царя-Горы",ходить на руках по Красной площади и совершать многокилометровые лыжныекроссы в одних плавках.В один из таких пятидесятикилометровых забегов, при бодрящих минус 20,Коля решил получше рассмотреть окрестности, для чего скинул лыжи, наделперчатки и, несмотря на вялые протесты спутников, быстреньковскарабкался на десятиметровый железный столб. Вокруг росли стройные имогучие сосны. Их ветви идеально подходили для лазания. Высотой они явнопревосходили злополучный столб, но... Коля не искал легких путей!Итак, взгромоздясь на вершину столба, Коля, загораживаясь от яркогосолнца, приставил левую ладонь ко лбу и, подражая древнерусскимбогатырям, запел что-то о "ворогах во поле, коих истребить надобно..."Мощный Колин торс упивался победой над силою земного притяжения,...но... правая рука, оставшись без поддержки, неожиданно дала слабину,ноги тоже не сдюжили и в итоге, Коля съехал на полметра вниз. Плавки, абыло им не менее десяти лет, сделанные из сверхпрочной советскойсинтетики, увы, не перенесли излишнего трения, пошли по шву и...безвольной тряпицей свалились с могучих бедер на снег. Страшного ничегоне произошло. Посторонних — нет. Внизу — друзья раскинулись по сугробамв конвульсиях истерического ржания, ну, и в ту же секунду, по законуподлости, из-за поворота выкатил урок физкультуры какого-то седьмого-Били шестого-А. Бегущая впереди класса учительница молниеносно оценилаобстановку и, сбиваясь, закричала:— Ребята! Смотрим под ноги! В этих местах проходил последний рубежобороны Москвы! Здесь могли остаться мины!Но — поздно. Раскрасневшиеся пытливые носы уже вскинулись вверх, ртыдружно поймали ворон, а цепкие глаза зафиксировали картину во всемвеликолепии.Коля, по словам очевидцев, тем временем, героически елозил по столбу,пытаясь максимально сузиться, замаскироваться и скрыть нежелательныедетали.Однако, понимая, что его уже заметили, даже пытался шутить:— Насчет мин, дети, — чистая правда. Я — подорванный. Видите, кудавзрывной волной забросило?Замыкающий, самый хилый и вредный, сморкнувшись, прокомментировал:— Ничего, дядя, жить будете. А вот размножаться — это уж как повезет.И ведь правильно акценты расставил, чертенок. Руки у Коли были защищеныперчатками, ноги — носками, а вот... При минус-то двадцати... Да пожелезу...Я там не присутствовал, но друзья подтверждают — то было тяжкое зрелище:несколько человек с открытыми термосами гоняются за Колей и брызгаютсягорячим чаем. Коля, подвывая, будто в ритуальном танце, скачет вокругстолба, а кто-то кричит "лейте же!... лейте на...!"Судя по тому, что через год после описанных событий, Коля в третий разстал отцом, тепловым орошениям подвергались правильные места Колиногоорганизма.С Днем Рождения, Коля!твой Злоботрясов