На вопрос, строго ли у них в части с дисциплиной, рядовой Васильев ответил:
— Строго? Вы помните Петрова? Когда он умер на занятиях, ему не давали упасть, пока не закончилась лекция.

На военном судоремонтном заводе у причала стоял корабль. На причале около него стояла корабельная бочка с белой краской. Когда корабль уходил после окончания ремонта, боцман забрал на борт эту бочку с оставшейся краской.
Но на асфальте от обода бочки остался белый круг...
Когда спустя три года корабль снова подошёл к этому причалу, боцман, сойдя с трапа, наблюдал такую картину: молодой лейтенант учил матросов, как аккуратно подрисовывать ровные очертания того самого круга, который оставила на причале бочка.
Боцман на всякий случай поинтересовался:
— А зачем нужен этот круг?
— А хрен его знает! — ответил лейтенант. — Мы его уже три года подрисовываем.

На военной кафедре, преподаватель:
— Пусть у нас есть N танков... Нет, N это слишком много. Пусть будет М танков.

На боевом корабле Мистраль, построенном по французским военным стандартам, наши пока не знают что делать с алкогольным баром, казино и борделем.

Мужик ест яблоки, выковыривает оттуда семена и кладет себе в карман. Прапорщик, увидев это, интересуется:
— Зачем?
Мужик:
— А эти семечки у меня потом купят, они же интеллект повышают.
Прапорщик:
— Может, и мне одно продашь?
— Пожалуйста, 50 рублей штука.
Прапор покупает семечко, съедает его и говорит:
— Так на 50 рублей я мог бы взять целых 2 кило яблок!
— Вот видишь — сразу поумнел!
— Действительно... Продай мне еще десяток.

Мужик в реанимации очухался после наркоза. Сосед его спрашивает:
— Что с тобой случилось?
— Иду я по улице, смотрю, два здоровенных парня обнимаются, целуются. Ну, я их спрашиваю: "Что, ребята, у нас в городе таки разрешили гей-парад?" Оказалось, что сегодня День ВДВ!..

Молодой лейтенант, выпускник Авиационного училища, приезжает в часть. Командир говорит:
— Пройди на склад службы РАВ, получи табельное оружие.
Приходит на склад, ему дают ПМ. Лейтенант:
— Так вот ты какой, МИГ-29...

Мой отец, который служил прапорщиком, любил повторять:
"Всё относительно, сынок! Всё со службы относительно домой".

Мой отец воевал немного. Его призвали в 42м, и после сокращенных командирских курсов, как и миллионы других, кинули в окопы. В среднем жизнь комвзвода на передовой длилась месяц-два, а он пробегал четыре. Пулеметная очередь выбила глаз, разорвало легкое. И сделала неподвижным колено. В 20 лет он стал инвалидом первой группы.
Он не сдавался. Закончил юридический, работал адвокатом, запоминая дела на слух. Конечно, это были безденежные дела (в Донецкой консультации он был единственным не-вечно-угнетенной национальности ).
Практически слепым, он рассказывал мне о планерах, путешествиях, охоте, фотографии... всем тем, что забрала у него война.
Только вот никогда не говорил о войне. Никогда не ходил выступать перед школьниками. Ездил только на встречи с фронтовиками, но никогда не брал меня. Он говорил, что лучше это скорее забыть. Даже на передовой он не научился пить и курить. Только однажды, в конце восьмидесятых я увидел его пьяным. Девятого мая он вернулся со сбора странно молчаливым, купил и выпил бутылку, и стал безудержно рыдать. Мне все растерялись. А папа достал с антресолей драный фанерный чемодан, где, как оказалось хранил свои фронтовые записки, фото, награды, какие-то памятные вещи (почему-то запомнились коробочка зубного порошка, станок для заточки безопасных лезвий, и кисет с вышитой надписью «защитнику Родины»).
Он сказал, что на встрече из всего полка он остался последним.
Он рассказывал про фронт. И это было совсем не то, что показывали в фильмах. Это было страшно. Я жалею, что не записал тогда. Никогда больше он не повторял. Но до сих пор помню, как он рассказывал про расстрел дезертиров перед строем, и как его поразило, что об их предательстве сообщат на родину (это означало смерть для родни), и о том как полк промаршировал поверх наспех вырытой могилы с расстрелянными. И о жизни в оледеневших окопах с дерьмом. О голоде. И о том что иногда больше всего хотелось поскорее быть убитым...
Он умер. Где-то я рад, что он не увидел малолетних новых нацистов и недобитых эсэсовцев на парадах, и бандеровскую сволочь у руководства... И я считал, что с моим переездом в Торонто все это останется позади.
Но однажды я спросил младшую дочку, которая проучилась уже в канадской школе, что она знает о второй мировой. Она честно повспоминала уроки и сообщила, что война началась с того, что немцы стали обижать евреев, а потом за них заступилась Америка, и она вместе с канадским десантом победили Гитлера.

Может ли ФСБ подготовить такой теракт, который сама же не сможет
предотвратить?