Доченька! Ну пообещай мне, что сегодня не будешь материться в садике! Пап, пообещать, конечно, можно...

Про дуню и торчков.Парень у меня когда маленький совсем был, он без пустышки не засыпал. Нуне засыпал и всё. Дай дуню, и хоть ты тресни. Поэтому у нас всегдакакой-никакой НЗ этого дела дома был.А тут вечером домой пришли, хвать-похвать, а всё закончилось. По сусекампоскребли, по амбарам помели, — нету! Что делать? Ну давай такукладываться. И песни пели, и сказки читали, и я кракровяк уже два разастанцевал, и всё хорошо... Но как глазки закрывать — подай дуню, и всё.И истерика неминуема. Это при всём при том, что парень он исключительнонекапризный. (Был. Пока с бабкой не сошелся) Ладно. Помыкался япомыкался, чувствую, щас мне самому дуня потребуется. Надо что-тоделать. Одеваюсь, и в аптеку. А время полночь. У нас в городе всего двеночных. Слава богу одна совсем под боком. Ну, ноги в тапки вдел, и какбыл с перекошенным лицом, бегу.А там у нас в том месте где аптека, там место довольно оживлённое, днёмесли. Супермаркет там, автозапчасти, сбербанк, стоянка, ну много чегокороче. Но это днём. А ночью тишина. Никого. Только ветер лохматитобрывки газет в том месте, где бабки семечками торгуют. Данепосредственно возле аптеки сквозит какое-то тихое оживление.Аптеку на ночь запирают на тяжелую бронированную дверь, оставляя толькомаленькую амбразуру. От кого запирают думаю пояснять не надо. От ночныхклиентов и запирают. Перед дверью небольшой тамбур. Когда я подбежал, втамбуре с кислыми лицами переминался как раз пяток страждущих. Схарактерными признаками на лицах и вообще, в облике. Ну, думаю вы вкурсе насчёт ночной клиентуры наших аптек. Специфическая публика,короче.А я ж не знал. Я ж далёк от ото всего этого. И я вбегаю значит, в тапкахс перекошенном лицом, они смиренно стоят, с ожиданием на лицах, аамбразура закрыта. (Пересменок у них там что ли был?)И я значит с ходу, не врубившись в суть момента, говорю— Товарищи родненькие! Братья мазурики! Пропустите! Никакой мочи нет!И они главно так молча расступились, даже с каким-то сочувствием. Изкорпоративной солидарности видимо. Наверное вид мой действительносоответствовал крайней степени ломки. И я значит к оконцу-топротиснулся, подождал секунд десять, и давай стучать. И тут же значитмоментально амбразура распахивается, как будто как раз меня только иждали, и в ней появляется лицо охранника, раза в полтора этой амбразурыпошире. И лицо говорит— Слы! Ты у меня ща постучи бля! Я ща выйду постучу бля!А я ему в ответ говорю— Слы, братан! Ты давай мясорубку придержи, и зови скорей сюда своегопровизора. А то щас начнётся. Ты чо, сам не видишь?И чувствую — сзади, спиной, там такая движуха какая-то лёгкая в моюподдержку, ну, в виде тихага шелестенья вроде "Ну действительно, чо? Нускоко можно?".И вот тут действия охранника меня слегка шокировали даже. Может простомой интеллигентный вид на него такое впечатление произвел? Изинтеллигентного вида на мне как раз были майка в потёках детского пюре,трёхдневная щетина, красные глаза и оскал. Не знаю, короче, что именно наохранника произвело такое впечатление, но он вдруг, даже как быизумляясь сам себе, повернул лицо внутрь и туда внутрь крикнул— Слышь, Лен! Ты давай это... заканчивай там, короче. Тут люди ждут!И убрал лицо из проёма. И там в проёме, вглубине, со словами "Какие этотам ещё "люююди"?", вместо лица показалась Лена.Что это была за Лена? Это была, я вам доложу, ого-го Лена! Я её когдаувидел, у меня первая мысль была — чо тут вообще охранник делает? Потомучто это была такая Лена, что она лёгким движением бедра могла всех нас,которые снаружи, придавить, и охранника этого сверху титькойприхлопнуть. Вот такая это была Лена.Она подошла к окошку и тут же обратилась непосредственно ко мне.— Случаю, чо!Я выдохнул, оглянулся назад на товарищей по несчастью, и протараторилвполголоса, почти шепотом.— Две пустышки!Лена вытаращила на меня глаза каждое размером с яблоко антоновка,зачем-то тоже оглянулась на охранника, лицо её налилось нехорошейкровью, и она угрожающе переспросила.— Чооооо???— Пустышки! — проорал я. — Две! Две пустышки!!! НЕТ! ТРИ!!! ТРИПУСТЫШКИ!И положил деньги на козырёк окна.— Ка-а-а-кие пустышки? — почему-то заикаясь уточнила дама в беломхалате.— Любые! Любые пустышки! Какие есть! Желательно побольше, второй илитретий. Если есть.В этот раз Лена ничего не спросила, а сохраняя некое недоумение на лицестала пятиться, и так задом и ушла внутрь. Я стоял ни жив ни мёртв,стараясь не оглядываться назад и не думать про отход. Чувствуя спинойвозникшее там сзади некое напряжение.Но тут к счастью появилась Лена. Удивительное дело, но за то время чтоона ходила до прилавка и обратно, из ночного монстра она каким-тообразом трансформировалась во вполне приличную, и даже весьмасимпатичную даму.— Вот, пожалуйста! — выложила она на прилавок три упаковки. — Тольковторой, третьего нету. Извините!— Ничего страшного! — протараторил я, дрожащею рукой сгребая с прилавкадуни. — Спасибо! Сдачи не надо! Дай вам бог!И выскользнул из тамбура мимо застывших в немом изумлении торчков. Помнютолько, что их взгляды были направлены не на меня, а мне в руки.Которыми я цепко сжимал добычу.На улице была глубокая ночь. Светили фонари, на стоянке пара таксигорели шашечками, да дворовый пёс с удовольствием выкусывал блох изхвоста. А больше никого. Уже добежав до угла дома я все-таки не выдержали оглянулся. Все пятеро торчков выстроились возле входа в аптеку какрота почетного караула, и молча смотрели мне вслед.А парень всё это время, что папа шарился по злачным местам ночногагорода в поисках дунь, спал как сурок, сладко посасывая палец.PS А потом мы поехали к бабке и дуню забыли. Случайно. Ну как бы. Ибабка сказала. "Это какая такая дуня? У нас никаких дунь нету!.. У насбабай есть. Приходит к мальчикам, которые без дуни уснуть не могут.Показать бабая?"— Нет! — сказал мальчик и тут же уснул. И про дуню больше не вспоминал.А три пустышки из ночной аптеки для торчков так наверное где-то иваляются.

Укладываю сына спать, напевая ему песенку. Через 10 минут из кроватки голос:— Мам, можно я спать уже буду, или ты попеть ещё хочешь...

— Пап, а правда, что внутри у человека волос нет?Папа, доставая волос из супа:— Это, смотря кто готовит.

Ешь кашу, вырастешь большим и сильным

Восьмилетний мальчик предлагает своей семилетней подружке выйти за него замуж.— Боюсь, что у нас ничего не выйдет. В моей семье все выходят замуж за ближайших родственников: мама замужем за папой, бабушка за дедушкой, а тетя за дядей.