Идет директор завода (в первый раз за год) по своим владениям — и надо же делать замечания — говорит:
— Почему здесь грязно, почему там валяется мусор какой-то? И, в конце концов, почему на этих часах до сих пор без четверти?
— А эти часы, товарищ директор, называются манометром!

Из армейских историй, или как я научился не спать на посту.

В первый год службы, во время учений чёрт попутал найти боевую неразорвавшуюся мину. Лейтенант похвалил за наблюдательность, пообещал внеочередную увольнительную и оставил меня с ещё одним солдатом в чистом поле охранять найденную мину до прибытия сапёров.
Как сейчас любят писать, смеркалось... потом совсем смерклось... потом стемнело... и вот наступила глубокая ночь. Сапёры всё не ехали, оставленная нам рация сдохла, о мобильных телефонах ещё никто не слышал. А спать хочется всё сильнее и сильнее. Понимаем что нельзя, если приедут и засекут что спим на охранении, ещё тех люлей получим, но организм берёт своё, сказывается день учений, и глаза всё чаще закрываются сами.
И тут в моей голове созрел идеальный план. Мы договорились спать по очереди: один спит, второй смотрит в оба и в случае приближающихся огней разбудит спящего. Как инициатор гениальной идеи, беру себе право спать первым, раскидываюсь прямо на земле, благо лето на дворе и сладко засыпаю, предварительно наказав напарнику разбудить меня через час.
Через какое-то время чуствую сквозь сон как что-то тёплое, влажное и невероятно нежное скользит по моему лицу. Ещё не успев сообразить где я и что я, пребывая в сладкой истоме от происходящего, я начал медленно открывать глаза.
В следующую секунду я услышал душераздирающий крик, от которого проснулся естественно заснувший через секунду после меня мой напарник (и всё живое и неживое вокруг). Только спустя мгновение я понял что крик этот мой собственный, и было от чего: прямо надо мной нарисовалась морда здоровенной коровы, которая усердно облизывала моё лицо.
Вы пытались открыть глаза со сна и в полной темноте увидеть перед собой коровью морду на расстоянии сантиметра? Вот и я нет, до того момента. Что я сделал со своим заснувшим напарником после того как пришёл в себя — это отдельная история.
С тех пор прошло 20 лет. Но всякий раз когда мне приходится не спать ночью, память рисует образ 20-ти летней давности и сон куда-то улетучивается.

2017 год. Идет пресс-конференция миллиардера, журналисты задают вопрос:
— Скажите, как вы заработали свой первый миллион? Торговля оружием,
валютные спекуляции, или нелегальный бизнес?
— Нет. Все было по-другому. Нас было трое. Один мой родственник в
Генштабе устраивал мне командировки в страны с тоталитарным режимом,
а я там удачно сдавался в плен. Потом я удачно продавал свою историю.
— А третий, вероятно, писатель?
— Нет, третий как раз и брал меня в плен...

Моя мама около 15 лет проработала инспектором пожарной охраны,
навидалась за это время, конечно, всякого. Но один случай до сих пор
вспоминает как «бывают же такие странные люди!»
Пожар произошел в однокомнатной хрущевке. И, хотя потушить его удалось
быстро, обгорело практически все – и мебель, и техника, и шкафы с
вещами. Но, осматривая пожарище, пожарные с удивлением обнаружили, что
диван, письменный стол и даже музыкальный центр были аккуратно распилены
пополам! Огонь, разумеется, не мог нанести такие повреждения. Поэтому
мама при составлении протокола задала этот вопрос потерпевшим (не совсем
трезвые муж с женой лет под 40).
Выяснилось, что решившие скрасить вечер самогоном супруги не на шутку
разругались (уже не в первый раз) и твердо порешили развестись. Причем
сразу же. А чего время терять? Тут же решили и раздел имущества
произвести. Но так как на стол, диван и муз. центр заявлялись претензии
и с той, и с другой стороны, было решено их «распилить поровну!» Что и
было довольно быстро проделано при помощи ножовки.
Но страсти на этом не утихли! И, хотя остальные вещи поделились без
распила, вопрос о жилплощади никак не хотел решаться. И муж, и жена
имели полное основание на половину квартиры, однако жена была против
дальнейшего совместного проживания с супругом и требовала освободить
помещение, ссылаясь на произведенный ею ранее капремонт, который
перевешивал чашу весов в ее пользу. Обозленный муж, не долго думая,
сбегал на кухню за бутылкой самогона, разлил его на диван и соседние
стены, и кинул зажигалку, решив, что, раз пошли такие пироги, так пусть
лучше квартира не достанется никому.
Разумеется, когда вспыхнуло пламя, супруги вдруг поняли, что игра не
стоит свеч, и попытались потушить пожар, но куда там! Они лишь успели
забрать документы, деньги и некоторые вещи, и выбежать на улицу. И
теперь они стояли, дрожащие и испуганные, но почему-то обнимали друг
друга. Мама спросила, когда же они пойдут разводиться? И услышала в
ответ:
— А мы передумали разводиться! Делить-то теперь нечего!

Интересно, а когда они что-нибудь наживут, все повторится заново??

Так как мультики в нашей семье стали занимать много времени, я на время прикрыла это дело, день первый у ребенка полная ломка, и так жалобно мне "мама, можно я посмотрю мультик или фильм?", я стою на своём, не разрешаю. И тут в полном отчаянии "мама, ну хотя бы РЕКЛАМУ можно посмотреть?!"

Мой брат устраивался на работу в первый раз. (На тот момент ему было лет 20)
Естественно, нужно было пройти собеседование, но сначала заполнить анкету.
Все как обычно: ФИО, дата рождения и т.п.
Так вот в графе "семейное положение" он написал "сын".
Кадровик, читая анкету, улыбнулась и спросила: — у Вас есть сын?
Брат ответил совершенно спокойно: -Нет, сын это я.

На работу его взяли, по ошибке приняв чистосердечное признание за отменное чувство юмора.
Эту историю вспоминаем уже много лет всей семьей и каждый раз до слез:))

Первый рабочий день после новогодних праздников похож на встречу выпускников. Все немного разжирели и рады друг друга видеть.

Во время второй мировой, США поставляли СССР в качестве помощи грузовики. К каждому "Студебеккеру" полагалось некое приданное: набор инструментов и коричневое кожаное пальто для водителя. Разумеется, ни одному советскому шоферу такие пальто даже не снились. Все они достались начальникам, в том числе и высшим.

Как известно, во время войны Черчилль прилетал в Москву. Его самолет приземлился на аэродроме, подкатили трап и распахнули дверцу. Сделав первый шаг, английский премьер увидел толпу встречающих — дипломатов, различных функционеров и высших коммандующих. И все эти люди были одеты в одинаковые кожаные пальто.
Черчилль замер, и, повернувшись вполоборота к своей свите, тихо произнес:
— Похоже, меня здесь встречают члены профессионального союза шоферов?

Сегодня на кладбище увидел довольно интересную ситуёвину: За оградой
находится одно надгробие, над ним, склонив гривы, стоят две женщины и
мужчина. Как в последствии выяснилось, одна из женщин тёща, вторая её
дочь, мужик — естественно зять. Горюют о безвременно ушедшем тесте. То
да сё, слова всякие, как ему там зашибись, как нам тут плохо. Зять
пытается оторвать тёщу от вдохновенной речи, которая никак не
прекратится. Водка греется в пластиковом стаканчике, да и не мужское
это. По-мужски: налили, тяжко вздохнули каждый о своём и сразу об
общем, и вкусно опрокинули, закусив чем Бог послал. Тут же нет. Он
смотрит на меня, я разливаю уже по третьей, а он всё одну никак не
оприходует. В конечном итоге они первый заход выполнили, теща
споткнулась на полуслове, и зять ни теряя ни секунды вдохновенно
произнес — "Ну, за папу!". На том и порешили. Потом мы походили по
родственникам, вернулись на исходную, а та тёща всё никак не могла
наговориться — водка после первого раза не убавилась (эт я ради
спортивного интереса прикинул зрительно). Зять не выдержал, не замечая
никого вокруг заявил (примерно):
— Мама! Если ты и дальше будешь пиздеть беспрестанно, то я лягу рядом.
Уйди отсюда и дай нам спокойно с ним поговорить.
Теща поджав губы посеменила к выходу из кладбища, зять долив стаканчик
до полного, смотря на фото тестя на надгробии произнес:
— Ну чё Пап, за новоселье.

Егорка

Вдогонку к истории про спасенного "бочонка" и карьерный взлет, только эта история с грустным концом.

Рассказал мне эту историю один из приятелей, посему за верность полностью поручиться не могу. Дело в ней было в начале 90-х.

"Бойтесь своих желаний, ибо они имеют особенность сбываться не так, как вы себе это представляете".

Работал вместе с ним в небольшой фирме на средненькой должности молодой парень. Ещё тридцати нет, сообразительный очень, но только грустный какой-то. Нет в нем радости к жизни совсем. Парень не общительный особо, но как-то на корпоративе они с приятелем на пару поддали, и тот рассказал ему свою историю.
Далее от его лица:
Понимаешь, у меня дед офицер, воевал в Отечественную, отец — полковник, Афган прошел, и я с детства мечтал стать военным. Искренне мечтал, без розовых очков. Закончил школу, поступил в училище, учился прилежно, стал лейтенантом, уехал служить в одну из сопредельных с Москвой областей. Служил честно, шли годы, получил капитана, затем в другую часть перевели, чуть ближе к дому. А у отца неподалеку садовый участок был. В общем, как майора получил, я стал в увольнении летом там жить. И хобби у меня появилось — за белыми грибами ходить. Я же к армии с детства готовился, всякое там ориентирование, марш-броски для меня плевое дело. И как в лес уйду с восходом солнца — так в сумерках обратно выхожу с корзинкой белых. Другие грибы принципиально не брал — чтоб азарт был.
Места у нас там дремучие, но до Москвы не особо далеко — километров 120-140.
И вот как-то пошел я с утречка рано за грибами, и забрел километров на 15 в глубь леса.
Вечереет уже, начал обратно собираться, и вдруг вышел на полянку, а на ней на поваленном дереве мужик сидит. Немолодой уже, костюм на нем явно хороший, но рваный весь, а на лице — полный набор чувств. Ну, я спросил, чего как — заблудился мужик. Спросил чего выпить. У меня с собой чекушка была. Посидели, выпили. В общем, ехал мужик с утра с дачи, водитель спереди, он с женой сзади. И слово за слово, поцапались они с женой не на жизнь, а на смерть. Он и не выдержал, велел остановить машину и пошел в лес напролом. Как в себя пришел — понял, что вокруг бурелом и куда идти не знает. Звуков не слышно. Помыкался— помыкался, умаялся и уселся на дерево. Так я его и нашел.
Ну и меня, значит, спрашивает, кто я и что. Я ему честно рассказал, что майор, что служу, что Родину люблю и армию, ну и все в таком духе.
Допили чекушку, я его повел из лесу, довел до дома, часть пути уже тащил — так он умаялся, и отвез до города — он адрес мне дал. Денег не взял с него — нехорошо это за помощь такую деньги брать с человека, хотя и предлагал он мне хорошую сумму. И напоследок он меня спрашивает: "Ну а мечта-то у тебя, майор, есть?" — "Конечно есть, отвечаю, у меня отец — полковник, дед полковник, нужно династию продолжать!". Пожелал мне этот мужик удачи и ушел. Больше я не видел его никогда, хотя и искал конечно потом...
Ну вернулся я из увольнения, приступил к службе, и тут вдруг дежурный прибегает, говорит к начальнику части тебя, срочно. А начальник у нас хоть и полковник, но часть большая, и потому к нему без особой надобности не зовут. Прихожу, и ещё в приемной вижу, что случилось что-то. Ну, захожу в кабинет, там все руководство части нашей, на начальнике лица нет, смотрит на меня ошалело и бумагу мне дает — на, типа, почитай. Я читаю. И понять не могу. В общем, чтобы вокруг да около не ходить — присвоили мне отдельным приказом звание полковника. Не списком, как всем, а именным. Причем я ж майор был, через звание — а такое, как говорится, только в сказке. Сначала думал — шутка какая, может, батя мой пошутить решил так, с начальником и офицерами договорился. Но быстро понял, что нет.
И знаешь, отношение ко мне стало сразу какое-то неприятное. Вроде как нормальный парень я, свой-свояком, хороший офицер, а что-то поменялось. Понятное дело, стали на меня наседать, выпытывать, что где и почему. А я-то что? Это ж я только после про мужика вспомнил да факты сопоставил, да и то меня на смех подняли. Как говорится, попал я в патовую ситуацию. Ну, начальник части, мужик он нормальный, через пару дней все же понял, что я не вру товарищам и никаких "лап сверху" у меня в помине нет — да тем более на таком-то уровне! И начал по старым боевым товарищам допытываться, что да как. Только все молчат, как рыбы — да не потому, что не хотят помочь, а не знают просто — обо мне в первый раз слышат. Аж до начальника округа дошел — но даже там ни слухом ни духом. А то, что приказ настоящий, сразу поняли — несколько раз в штаб звонили — там все подтвердили, все чин чинарем. Но тоже никто ничего не знает.
Стали думать, что со мной таким орлом делать — опыта у меня нет, должности для меня тоже — откуда ж ей взяться-то самой? Да и академию я не заканчивал. Кавардак со мной начался — мама не горюй. И это начальник ещё попался нормальный, а остальные офицеры ко мне стали относиться с презрением что ли каким — кто ж поверит, что вот так простому майору ни за что полковника дали. Время суровое, война на носу, в сказки знаешь ли никто не верит. Батя тоже ко мне стал странно относиться — да что там говорить, самому противно. Я все ж потом вспомнил того мужика, думаю нужно его найти и поговорить с ним, что за дела — но сам понимаешь, дом, куда я его привез, огромный, квартир куча, время неспокойное, а так тип непонятный про кого-то разведать пытается — в общем после пары разговоров с ментами и охраной там я дело это бросил. После вызвали меня в штаб округа, мурыжили, мурыжили, тоже пытались понять что почему, и в результате решили меня на комиссовать и по-тихому в запас отправить. Начальник части мне потом на прощание сказал, что по всей видимости приказ "прямой" был, то бишь от "самого", а к нему ни на шаг не подступиться.
Я с горя чуть не спился, благо батя вытащил — сказал мне, что офицер — он не только на службе, он и в жизни офицер. И должен "стойко переносить все лишения и тяготы...", как в уставе написано.
Пить я бросил, и на работу эту устроился. Только вот счастья в жизни нет как-то...

В том холодном декабре далекого 1987 года, в затерянном в сибирской
глуши гарнизоне молодой солдат Мишка С., он же автор сего опуса,
отчаяно затосковал. Мне надоело. Надоело получать по наглой еврейской
морде от ротных дедов, получать жестко и систематично. Все это было
совсем и не из-за той самой морды, и даже не совсем из-за того, что был
я воином молодым, месяц назад прибывшем из уютной учебки, где гоняли
мало, кормили как на убой, а в казармах были паркетные полы и
раскаленные батареи. Проблема была в том, что прибыл я в часть с
принципами и иллюзиями. Принцип был прост, как солдатский сапог — я был
готов выполнять любую работу, включая мытье полов, но не прислуживать
сильным мира сего, то есть — не стирать чужое ХБ и ПШ, не подшивать
чужие подворотнички, не заправлять чужие постели и прочая и прочая...
Много обязанностей у молодого солдата, долог его рабочий день и рабочая
ночь не коротка. И вот от всего этого решил я отказаться в первый же
день. Тем более, что и иллюзии мои подталкивали меня на тот же скользкий
путь. Во-первых, я был уверен, что мой опыт уличных драк, несколько лет
занятий тривиальным боксом и солидная масса (жир и мышцы в соотношении
один к одному), помогут мне разъяснить свои принципы борцам за дедовские
идеалы. А, во-вторых, не сомневался я, что найдутся в части земляки,
земы, земели, которые впишутся за меня, замечательного, в трудную
минуту. И собирался я, как говорят у нас в Израиле, сплясать на двух
свадьбах. То есть в земляки я записал, разумеется, всех хохлов — а как
же, один язык, одни песни. Отец мой обожал украинский фольклор, напевал
в машине под нос "Горiла сосна й палала", а не ожидаемую "Хаву Нагилу"
или хотя бы Розенбаума.
Ну и, разумеется, ожидал я поддержки от своих, родных, маланцев носатых.

Облом меня ждал по всем пунктам. Габариты мои никого не впечатлили,
первый дед, посаженный мною на жопу, привел еще пяток плотных ребят,
которые отбуцали меня — мама не горюй. Я отбивался, но толку было мало,
совсем мало. Так они и подходили ко мне, раз в три-четыре дня, вежливо
спрашивали, не желает ли многоуважаемый гусь подшить усталому дедушке
подворотничок — и, получив отрицательный ответ, принимались за свое
нелегкое дело.
На Украинском фронте все выяснилось в первый же день — деды из
Ивано-Франковска гнобили духов из того же города особо изощренно, не
опускаясь до бесед на рiднiй мовi. Мда, было о чем задуматься.
Евреев же в роте было двое. Один — зачмореный дедушка, который вместе с
молодыми драил полы в казарме, и на мое появление в роте никак не
среагировал, не до меня ему было. А вот второй... С этого места,
пожалуйста, поподробнее. Находился он в командировке, вернуться должен
был в марте — но легенды о нем ходили по роте, от его имени содрогались
стены. По описанию, был это былинный молодец, Илья Муромец, Калев и Тиль
Уленшпигель в одном лице. Фамилия его была Шерман, а кликуха,
произносимая шепотом, — Шерхан. Его приезда я ждал, как еврей ждет
прихода Мессии — хотя жизнь моя в роте потихоньку стала налаживаться.
Меня приняли as is, то есть — с моими принципами. Тем более, что службу
я понимал, выше головы прыгнуть не пытался, да и надоели дедам эти бои -
каждый раз кто-нибудь из них получал если не по печени, то по почкам.
Ротный стал на них как-то нехорошо поглядывать. И, вообще, молодых в
роте хватало — так что меня просто оставили в покое.
И вот в один прекрасный день... О том, что Шерхан возвращается, узнали в
роте за два дня. Водку купили и спрятали в мастерских. Не хватало цветов
и духового оркестра. В роту он пошел не прямиком, а через кочегарку, где
вымылся под душем, побрызгался приличным одеколоном, переоделся во все
новое-нулевое и появился в роте расчетливо во время вечерней поверки,
как принц перед своими поддаными. Старшина торопливо дочитал поверку,
вольно, разойдись, и деды бросились к Шерхану, суетливо протягивали руки
для рукопожатия, а он стоял, величавый, как памятник Ильичу в
Кацапетовке. Такого еврея я не видел никогда до, и совсем немного раз
после — а уж в Израиле евреев хватает, поверьте мне. Ростом он был под
два метра, стройный, поджарый с холодным презрительным взглядом-скорее
похож на грузинского князя, чем на барнаульского маланца. Деды уволокли
его в проход, где немедленно появилась жареная картошечка, две мисочки
бациллы(ну-ка, молодые, угадайте, что это), та самая водовка, соленые
огурцы — и начался пир горой. А я лежал на своем втором ярусе и мечтал,
гусь лапчатый, как круто изменится моя жизнь. Говорил Шерхан мало, слова
взвешивал, бросал их в толпу в нужное время и в нужной интонации,
вызывая у слушателей именно те эмоции, которые и ожидал. Царь, калиф,
падишах.
Утром он подошел ко мне. Рота ушла на хоз. работы, а мы остались в
расположении — и это было естественно, ни старшина, ни ротный ни словом
не заикнулись, что не плохо бы на мороз, братцы-маланцы. Мы присели на
табуретки в Ленинской комнате, и Шерхан заговорил абсолютно по
человечески, это был обычный еврейский мальчик, только большой. Зовут
его Вовой. Его тоже забрали после первого курса, тоже политех, а тетя
его подала документы на выезд, говорят скоро начнут выпускать пачками,
конечно в Израиль, какая еще Германия — только Израиль. И, вообще, он
устал от этой службы, от тупого быдла вокруг, сегодня с этой пьянкой
спал от силы полчаса, а пить он вообще не любит, но деваться некуда,
так что пойдет он сейчас вздремнет до обеда, а не могу ли я, пока он
будет дремать, подшить ему воротничок и гладануть хебешку... Я пристально
посмотрел ему в глаза. Еврейский мальчик Вова исчез. Передо мной сидел,
хищно скалясь и готовясь к прыжку, Шерхан. Настоящий, как у Киплинга.
"Нет, Вова, у меня еще плац не метен" — сказал я, четко произнося каждое
слово. Встал и пошел, как был, без бушлата к выходу. И в спину: "Смотри,
маланец, тебе здесь жить." Ничего, Вовочка, видишь — я выжил, ничего...

В середине 90-х знакомая студентка нашла себе подработку — в военкомате
вместе с подружкой. Туда как раз завезли диковинную заморскую технику в
количестве двух компов. Девушкам слегка расчистили архивную и поручили
набивать данные призывников, а также всякие оперативные бумажки.
С потенциальными женихами там оказалось туговато. Но дружный коллектив,
сплошь подполковники-полковники пенсионного возраста, посматривал на
симпатичных девушек бодро, некоторые даже орлами. Развивать отношения,
впрочем, стремались. Повод представился через несколько дней – перед
учебной тревогой всем офицерам выдали табельные пистолеты. Каждый из
мужиков в течение дня нашёл возможность заглянуть украдкой в архивную к
девушкам, пока остальные на крыльце курили. Зайдя с какой-нибудь
бумажкой, очередной бравый полкан как бы ненароком взглядывал на кобуру
под пузом и произносил загадочно: «Девушки, а хотите я вам покажу свой
пистолет?» Девушки с любопытством ощупали первый пистолет, из
вежливости – второй, на последующих от задавленного внутрь смеха их уже
тихо трясло. Перед четвёртым заранее договорились хором закончить за
него эту злосчастную фразу. Но когда тот вошёл как ни в чём не бывало и
нечаянно глянул на свой пистолет, у них возникли серьёзные проблемы с
речью. Приятное разнообразие внёс начальник военкомата — он ворвался в
архивную с замеченной опечаткой в одной руке, с пистолетом наголо — в
другой и воплем "Поубиваю!" Правда, завязав разговор, всё-таки не
выдержал, глянул-таки на пистолет и спросил застенчиво: "Хотите
потрогать?"

Возвращались девушки из военкомата вечером, уже в сумерках. Из кустов
выскочил известный всей общаге эксгибиционист, в плотно запахнутом плаще
с голыми ногам наружу, и спросил загадочно: «Девушки, а хотите я вам
покажу свой пистолет?»

От смеха взлетели голуби с крыш, а парень в плаще там больше не
показывался…

ДЕДУШКА И ПАРКУР
Зима, час пик, стою в длинной очереди в кассу метрополитена.
Каждые три секунды весело пиликает полонез Огинского. С ума можно сойти.
Он играет всякий раз, когда очередной хитрован на шару лезет через
турникеты.
С краю, где сидит тетенька, прошел старый дедок с внучкой. В руках у
дедка красная пластиковая ледянка.
Перед турникетами нарисовались двое четких парней лет по двадцать, с
пивными бутылками в руках. Посовещавшись, кто первый, один отдает
другому пиво на хранение и стартует.
Быстрый мощный разбег, упор руками о турникеты и вуаля – зачетный
прыжок: 10 баллов за технику и столько же за артистизм (даже Огинский не
проснулся...) К этому времени я уже купил проездной и тоже прошел
внутрь. Второй паркурист подошел вплотную и отдал товарищу через
турникет две бутылки, чтобы уже с пустыми руками направиться к линии
старта.
Тогда я еще не знал, зачем я остановился полюбоваться его прыжком, но
теперь я конечно это знаю: кто-то же должен был описать эту грустную
историю…
Передо мной стоял дедушка с внучкой и даже немного загораживал момент
старта.
Четкий парень быстро набрал разгон, он метил перепрыгнуть рядом с нами,
вот уже руки пошли вперед, чтобы опереться о турникеты. Но что это
было..? (думаю, что досконально увидел только я) — за мгновение до
упора, дед неожиданно быстро подложил под руку летящего спортсмена свою
красную ледянку...
Рука на ледянке резко съехала вбок и четкий парень как гвоздь со всего
маху головой вошел в бетонный пол. Автоматика сработала четко и пол в
момент касания головы спортсмена, обесточил весь организм...
Приятель которому достались два пива и победа по очкам, ходил вокруг
поверженного соперника не зная куда девать бутылки.
Дедок от греха подальше потащил внучку к эскалатору, я за ними.
На лестнице девочка спросила:
— Деда, а почему тот дядя так страшно упал?
Дед:
— Потому, что он вместо проездного на метро купил бутылку пива...

Один кандидат давал серию выступлений перед избирателями. Первое выступление заняло у него 5 минут. Второе 45 минут, а третье полтора часа. Когда его спросили, в чем дело, он ответил:
— В первый раз у меня ужасно болели зубы. Во второй раз я выступал уже с новым зубным протезом, а в третий раз я по ошибке нацепил челюсти жены!!!

Быль. Первый день в военно-морском училище.
— Товарищи курсанты, сейчас будем получать форму.
Какое требование главное к одежде моряка? Кто знает?
— Быть чистой, товарищ мичман!
— Быть теплой и непромокаемой!
— Не мешать в работе!
— Нет, товарищи курсанты, — главное, чтобы ее при кораблекрушении можно было быстро снять в воде!
Такая суровая реальность у многих сразу 

Заходит один еврей в публичный дом, и говорит:
— Я хочу любовь по-еврейски.
Бандерша говорит:
— Я знаю любовь по-французки и прочие фокусы... Hо любовь по-еврейски?
В первый раз слышу!
Потом одна из девочек говорит:
— А я знаю.
Пришли они в комнату, а девочка смущается:
— Знаете, я вам соврала. Я не знаю любовь по-еврейски. Hо дела у нас в борделе
плохи, и если хотите, то вы можете иметь то же самое, но за полцены.
Еврей обрадовался и говорит:
— Так это же и есть любовь по-еврейски!

— Все! Пришел конец моему терпению. Я развожусь с мужем!
— В чем дело? Вы такая хорошая пара...
— Понимаешь, он всегда первый читает все детективы. И каждый раз на первой странице пишет фамилию убийцы. Назло мне!

— Дедушка, ты когда первый раз поцеловался?
— В армии.
— С языком?
— Запомни, сопляк, на фронте выбирать не приходилось!

Если вы захотели первый раз в жизни выбить ковер, а опыта у вас нет, выйдите с ним часа в 3 ночи во двор, развесьте на стойке и начните зверски колошматить по нему выбивалкой изо всех сил. Через 5 минут жильцы всех окрестных домов завалят вас дельными советами.

Молодой человек выступает в турнире по гольфу. Только он приготовился бить по шару, как вдруг услышал:
— Не та клюшка, возьми полегче.
Он оглянулся — смотрит: лягушка. Хмыкнув, он меняет клюшку и наносит поразительной точности удар. Тогда он кладет лягушку в карман и продолжает играть. Весь турнир лягушка давала ему советы и он, первый раз в жизни, выигрывает турнир, получив солидную сумму денег.
— Что дальше делать? — спрашивает он лягушку.
— Поехали в Лас-Вегас.
В Лас-Вегасе они идут в первое попавшееся казино и, по совету лягушки, ставят всю сумму выигрыша на одну, цифру. И выигрывают! Обалдевший парень с кучей денег снимает комнату в отеле. Там он достает лягушку и говорит ей:
— Ты сделала меня богатым, чем я могу тебе отплатить?
— Поцелуй меня! — ответила ему лягушка.
Обещал — надо выполнять. Молодой человек целует лягушку и она превращается в симпатичную пятнадцатилетнюю девушку.