Маленькое предисловие В годах 86-87-88 Армия решила укрепить себя за счет студентов Забирали всех без...

В одном околотеатральном ВУЗе группа студентов готовила дипломный, иличто-то типа того, спектакль.Накануне одной из последних репетиций режиссер, он же преподаватель,предупредил, что на прогоне будет присутствовать декан. И ещевсякая-разная шушера из надзорных инстанций. Особенно было приказанобояться какого-то деятеля от культуры. «Вы его сразу узнаете» — сказалрежиссер. И добавил: «Пидер тот еще»Репетировали в каком-то актовом зале. И, поскольку гардероб не работал,раздевались тут же, перед сценой, кой-как побросав куртки и шубы напервые ряды. Была зима.У студентки Леночки была роль попрошайки. Там по сценарию у нее какое-тонепонимание вышло в семье со стороны родителей. И в одном из эпизодовона кричит «Да пропадите вы все пропадом! И без вас проживу! » и уходитпросить милостыню. В смысле – попрошайничать. И на протяжении всегоспектакля эпизодически появляется со словами «Подаааааааайте Христаради». И все. И вся роль.И чего-то как-то не очень ей эта роль удавалась. С точки зрениярежиссера. И он до Леночки постоянно доебывался. «Не верю, говорит.Ненатурально просишь. Не жалобно. Я бы не подал»А может дело было вовсе и не в таланте. Подруги советовали: «Да дай тыему один раз! Он и отстанет. А от тебя не убудет»Но Леночка была не из тех. Она блюла свою честь и продолжала вживаться вроль.Ну вот. Идет, значит, репетиция. Первый раз прогнали весь спектакль,устроили перерыв. Ну и народ тусуется. Кто бутерброды жрет. Кто пивовтихаря посасывает. Кучкуются. Режиссер на сцене с кем-то прогоняетотдельные куски. Придурки эти, начальство от культуры, слоняютсятуда-сюда. Суета, короче.А Леночка, которой режиссер во время прогона в очередной раз обещал «неподать», решила употребить время с толком. И вот берет она с первыхрядов первую попавшуюся шапку, и начинает ходить по залу. Вживаться вроль. Ходит, пристает ко всем. «Подаааайте Христаради! » Ну, ей в шапку,подыгрывая, и бросают, кому что под руку попадется. Кто сигаретку, ктопеченинку. Фантик, пробку от бутылки, шкурку колбасную, еще какуюпоебень.И главное, замечательно все у нее получается. Она всем кланяется.Благодарит. И шапка уже практически полная. Ей говорят: «Лен, да бросьты! У тебя же все хорошо получается. Плюнь ты на этого гада, не обращайвнимания» (имея в виду, конечно, режиссера) А Леночка ходит, кланяется,и так ей обидно за несправедливые придирки, и жалко себя — чуть не дослез.А в это время начальство заезжее, придурки от культуры, сталисобираться. Решили, видно, что посмотрели достаточно. Попрощались спреподавателем, пошептались с деканом, и стали одеваться. И тут их самыйглавный, который, между нами, на пидера был совсем не похож, сталрастерянно вертеть башкой по сторонам. И негромко так спрашивает:«Молодые люди, вы тут шапочку не видели? »Ага. А Леночка, которая стоит к ним спиной, разворачивается с явнымнамерением приобщить напоследок важных гостей к эре милосердия.Продемонстрировать, значит, навык нищенки. И вот, разворачивается она, ижалобно так тянет: «Подаааааааа…. » Но не заканчивает. Потому чтоглавный придурок очень изумленно смотрит Леночке в руки. В руках зажатановенькая пыжиковая шапка. Порядком уже Леночкой потисканная. А из шапкиторчат бычки, рыбий хвостик и прочий хлам.Все, кто стоял поближе, фишку конечно сразу просек. И замер. А доЛеночки стал доходить весь ужас создавшегося положения. Она смотрела напридурка от культуры с изумленными глазами, и понимала, что пять лет –псу под хвост. Обида, напряжение и досада хлынули через край, слезами,Леночка аккуратно подняла шапку над головой, и с криком «Да пропадите жевы все пропадом! И без вас проживу!», захерачила эту шапку оземь.Тут уж дошло до всех. Все замерли. Секунды потекли как слюни у голоднойсобаки. Глаза у владельца шапки вообще стали как бычьи яйца.И в этой абсолютной тишине, единственный человек, который оказался не втеме, потому что стоял на сцене спиной к залу и чем-то там дирижировал,режиссер, не оборачиваясь, через плечо, заорал: «Ай да Ленка! Ай дасукина дочь! Молодец! Натурально! Вот теперь – верю! Так держать! »Напряжения в зале это не сняло. Хотя кой-кого пробило на истеричное«хи-хи».Тогда этот главный придурок от культуры, «пидер тот еще», нагнулся,поднял шапку, вытряхнул из нее остатки говна, сбил ударом пыль инегромко сказал:«Действительно, Лена. Молодец. Очень натурально. Талантливо. Если дело вшапке, я готов одолжить ее вам на дипломный спектакль»Развернулся и пошел к выходу.Ракетчик

Вот ведь странная штука жизнь: смотришь выступление юмористов, например,и не смешно, а стоит серьезному человеку сказать серьезные слова — и губырастягиваются в глупой улыбке, уши съезжают куда-то на затылок изаходишься диким смехом. Может, это последствия нервного перенапряжения?Вопрос: «вы ничего не слышали? » ассоциируется у меня с Витей Недригайло— старым приятелем, невозмутимым как Штирлиц в те моменты, когда онбывал особенно близок к провалу. В прошлом веке Витюше вырезалиаппендицит и объяснили, что он должен следить за работой своего желудка,а также то, что отход (простите) газов является одним из важнейшихпоказателей его нормального функционирования.Он так сосредоточился на наблюдениях, что научился определять настроениесвоих пищеварительных органов. Выход газов, не сопровожденный звуковымэффектом, означал у него улыбку живота, тогда как аудио сопровождениеназывалось смехом. И вот, представьте: весна, парк культуры и отдыхатрудящихся, на газонах зеленеет травка, уже оттаяли окурки, а дворникиеще не сменили лопаты на метлы, легкий ветер несет шелуху от семечек,воробушки ковыряются в … в общем, красота. Именно в это романтическоевремя 80% мужчин начинают замечать те 20% женщин, которые, несомненно,этого внимания достойны, а остальные 20% мужчин живут с оставшимися 80%женщин, реализуя свою природную тягу к полигамии и не тратя многовремени на разного рода ухаживания, цветы, томные вздохи имногозначительные взгляды. У них нет времени: жизнь так стремительна. Незамечая этой стремительности, по аллеям парка молча прогуливался Викторв компании молоденькой студентки. Ах, эти девочки: они так романтичны.Юная особа приписывала неразговорчивость нашего друга егонерешительности. Возможно, она даже ожидала, что он предложит ей выйтиза него замуж. В таком случае она ошибалась: Витюша был занят анализомработы желудочно— кишечного тракта. В какой-то момент чело мыслителяпросветлело, он замедлил шаг, девушка напрягла слух, но услышала лишьгомерический хохот Витиных внутренностей. Вот тогда-то кавалер вернулсяна грешную землю, но не стушевался и не оробел. По-шпионски оглядевшисьпо сторонам, он спросил с видом заговорщика: "Ты ничего не слышала?"Больше они не встречались.В 1987 г. довелось мне исполнять обязанности радиооператора насухогрузе, совершающем переход из Хайфона (Вьетнам) в Ильичевск.С точки зрения коммерции рейс никуда не годный: ну что можно купитьв Хайфоне? Разве что фарфоровых слонов да книги, которых на Родинепочему-то не было. Однако, еще один факт омрачал вышеупомянутый переход.Если перемещение судна происходит между портами стран соцлагеря, товалюту получить или задепонировать (отложить) было невозможно. Валютныйзаработок выдавался чеками ВнешТоргБанка, что несколько снижалостоимость нашего нелегкого труда. Одной из моих обязанностей быловключение в сеть корабельной трансляции радио «Маяк», дабы вбананово-лимонной загранице тоскующие по Родине члены экипажа смоглиуслышать новости с полей страны, передачу «рабочий полдень» и «концертпо заявкам». Как правило, нескольких прослушиваний хватало для того,чтобы в корне задавить ностальгию по стране, в которой планировалосьобъединение пролетариев всех стран. Но, поскольку ностальгия у каждогосвоя, мне приходилось проделывать операцию включения «Маяка» ежедневно.Совершал я это автоматически, даже не заглядывая в расписание вещания и,только вернувшись из радиорубки, на минуту включал «спикер» в своей каютедля контроля.Первым помощником капитана в том рейсе был мужичок, фамилию которого мненикак не удается вспомнить. Да и не так это важно. И была у него лысина,сварливая жена и служебное рвение. Последнее выражалось в разного родасобраниях экипажа для разъяснения мудрой политики партии. Иными словами— на своем месте был парень: на переднем крае борьбы идеологий. В тотдень он проснулся, я думаю, в хорошем настроении, отчасти потому, чтоИндийский океан зимой полная противоположность Атлантическому: солнышкогреет, океан величественно спокоен, а четвертый механик уже набралзабортной воды в бассейн на шлюпочной палубе. Рука замполита привычнощелкнула переключателем динамика судовой трансляции и оттуда кто-тосказал уверенно и без помех: «Вы слушаете «Голос Америки», Вашингтон».Услышав эту же фразу, я спокойно поднялся в радиорубку и болеевнимательно поискал голос Родины. Несколько иной была реакция замполита.Он заметался по своей каюте, как Скарлет Охара по охваченной огнем кухнеи, надевая на ходу форменные черные брюки, ринулся к трапу, ведущемувниз. Что он хотел сделать мне и сейчас неясно. Возможно он собиралсявломиться в мою каюту с требованием прекратить это безобразие илиобвинить меня в политической близорукости — неизвестно. Однако, брюкинужно было все-таки надеть, ибо спустя минуту он лежал в расстегнутыхштанах палубой ниже и голосом побитой собаки требовал доктора.Подоспевший док констатировал растяжение связок голеностопного суставалевой ноги и, пойдя навстречу пожеланиям пострадавшего, включил радиоточкув кают-компании, куда они вместе доковыляли. «Спикер» бодропроинформировал подошедших об успехах колхоза «путем Ильича» и проигралсаундтрек из кинофильма «Золото Макены» в исполнении колхозногобаяниста-виртуоза.— Вы ничего не слышали? — спросил обретший дар речи 1-й помощник.— Ничего подобного я раньше не слыхал, — серьезно ответил док, полагая,что пациент все еще находится в состоянии шока.Этот же вопрос он задавал всему комсоставу, сходящемуся в кают-компаниюна завтрак. Реакция у всех была одинакова: первый взгляд на обмотаннуюэластичным бинтом левую ногу партийного оракула, второй на кивающегоголовой и сидящего рядом серьезного доктора, после чего следовалокороткое «нет» и проход к своему столу. Когда зашел я, несколькозадержавшись, поскольку передавал мастеру (капитану) срочнуюрадиограмму, то был единственным, кого замполит не удостоил своимвниманием. Об этом мне поведал начальник, сидевший со мной за однимстолом.В этом месте, пожалуй, нужно сделать небольшое отступление, касающеесясодержания принятой радиограммы. Она гласила, что судну следуетнаправиться в Индию (порт Мадрас) для погрузки чего-то там в пустыетрюма нашего парохода. Новость в общем-то хорошая, поскольку переход сзаходом в капстрану означает получение валюты, а не чеков.А теперь представьте: в кают-компанию входит капитан и, глядя назабинтованную ногу своего первого помощника, спрашивает: «Вы ничего неслышали? » Я не выдержал первым. И, хотя смеяться над мастером -дурной тон, смех был подхвачен десятком глоток. Капитан был добрымдядькой, к тому же в хорошем настроении и поэтому простил, объявив опредстоящем заходе в Мадрас. Самым положительным моментом всей историибыло то, что помполит навсегда отстал от меня с предложениями вступленияв ряды КПСС.: -)Garry

Давным давно в молодости работал я в некой фирме что занималасьнедвижимостью и стройматериалами, работа не пыльная, что то вродереферента низшего уровня, договорись, созвонись, узнай и прочее, небогато, но мне как студенту заработка хватало. И случилось в какой томомент "событие", у гендира объявился племянник. Ну под племянникаорганизовали отдел по работе с производителями и понеслось. Через месяцнаш шеф ходил мрачнее тучи, ибо бизнес хитрый, многое делается не поправилам а по традиции, на доверии, а племянничек этот за месяц порушилстолько связей, что существование всей организации стало под вопросом.Шеф быстро организовал новое юрлицо, по большому счету отдел своейфирмы, с ихней бухгалтерией, складами, рабочими и прочим, стал тамгендиром, а племянника "повысил" в коммерческие директора этой фирмы. Идал задачу – организовать подбор и закупку одежды и обуви для открытиямагазинов. Была у него мечта организовать сеть магазинчиков недорогойодежды, а пока просто, рынок пощупать, руку набить. Схема дубовая, новидимо был свой расчет. Меня и еще несколько "молодых" в эту фирмуопределили. Все возмущены, кто то порывается уйти, но шеф лично пообещалчто он "присмотрит". Работаем. Несколько малюсеньких партий нашли,выгоды ноль, но хоть что то. Прошло неверное месяца три. Племянник немешает, в основном он квасил по черному. Но дело идет, как вдругприбежал наш коммерческий с шальным взглядом и срочно требует оформитьплатежку на "элитный конфискат" который он сторговал у кого то за"небольшие" деньги. Уж не знаю куда шеф смотрел, и как его уговаривали,но платежку он подписал и деньги ушли. Через неделю привозят два камазаодежды. Поехал на склад смотреть. Боже мой, гнилье, вся хабе просто вруках рассыпается, по тюкам кое как сложено, грязное, строчки кривые. Вобщем такое да же на рынке не продается, это чистой воды списанные вещи.Племянник подмахивает накладную и горда отбирает образцы. К шефу я с нимне поехал, сослался на температуру и свинтил домой. Что творилось вофисе мне потом рассказывали, мат стоял такой что охрана прибегала.Делать нечего, сунулся я с образцами по магазинам и мелким оптовикам,так на меня как на идиота смотрят. Шеф в пятницу позвал меня нанеформальный разговор. Когда пришел вечером к нему он уже поддатыйсильно, налил мне коньяка и спросил что делать будем. Отнекиваюсь, молне моего ума дело, есть и поумнее и поопытней люди. Шеф уже никакой, проплемянника только матом выражается. Ляпнул я ему что мол если непродать, то можно по детдомам и всяким соцорганизациям раздать, дескатьпомощь, еще пару статеек в газетках заказать, фирме реклама, все равноуже в убытке. Загорелся он весь, просиял. На следующей недели поехали впервый детдом, с которым сговорились. Газельку нагрузили детскимивещами, и вообще маломером что отбирал лично я дня три из всего этогодерьма. Приехали, шеф гордо показывает свое богатство, спрашивает кударазгружать, журналист тут же стоит, уже коньячком разогретый, директордетдома пакет с подарками теребит, детишки выстроены, все честь почести. Все было хорошо пока директор не подошел к тюкам и не сказалединственной фразы: "Нам уже это привозили, вы простите, но понимаете,это нам не подходит, мы не успеваем достать — рвется". Отдал пакет сподарком и ушел. Что было дальше я не знаю, ибо было лето, институт язакончил, пора было искать нормальную работу.

Вспомнил историю из своей юности. В то время я был худой, симпатичный, скрасивой пышной шевелюрой, а не бликующей залысиной, как сейчас. Так вот— познакомился я на одной вечеринке с очаровательной блондинкой,студенткой института иностранных языков, голубоглазой и стройной дочерьюЧрезвычайного и Полномочного посла в одной из западноевропейских стран.Девочка — ангел, не испорченный алкогольно-сигаретно-матерной культуроймосковских улиц (не то что я), круглая отличница и просто спортсменка.Ну, зацепило меня — сил нет! Так захотелось предаться с этим чистымсозданием грязным плотским утехам — аж скулы сводит! Ухаживал я за нейнедели три. Все как положено — стихи, цветы, выдавание самого себя заусталого романтика с чистой и светлой душой, никаких приставанийпоначалу. Ну, сами знаете. А нравы у нее в семье были: "отводим пальчикберя чашечку, не общаемся с этими советскими ужасными мальчиками,Бальзак? Оноре де? Oui, oui!!" и т.д... В общем, тошнит от этогопсевдоаристократизма, но — какова девочка! Прям стонать хочется! И какна грех папа с мамой приехали из своих заграниц на летний отдых иквартирка ее роскошная в Центре занята ими. И тут, в конце третьейнедели, она и говорит: "Разрешите, мол, пригласить вас на кофей послучаю отъезда моих мамА и папА на отдых в загородную усадьбу". У меняаж все защемило. "Как же, — говорю, — буду непременно с томиком Блока".Собрал последние деньги, купил цветы и коньяк (спрятал до поры подкурткой), причесался и прибыл на место. Ну, ах шарман, вот сюда, здесьгостинная, здесь у нас, натюрель, Айвазовский, осторожно!, фарфорБаккара, вам со сливками? и т.д. В общем, со временем, перечитав всестихи, уговорил ее на коньяк с кофе (модно в южной Испании), потомпросто по 50 (за одухотворенность), потом... Напились до полногобеспамятства. Выпили часть папиного бара. Носились голые по квартире имазали друг друга вареньем, упивались друг другом на французскомгобелене, рисовали на ее ножках узорные чулки... Трахал я ее всю ночь.По пьяной лавке девка оказалась вертолет и все время ругалась матом.Утром проснулись, а она в слезы — вы меня лишили чести, счас маман ипапа прибудут... Короче, прежняя пластинка. А мне-то уже по фиг! я-тоуже — все в полном ажуре! Говорю, мол, гран мерси, пардон, коли что нетак, но я, пожалуй, убуду по скорому дописывать сонет в стихах. Тык-пык— а трусов нет! Искали мы их часа три, все перерыли. Она волнуется иплачет — родичи на подходе. Не нашли. Одел я штанцы прям на голое телои, аревуарнув, свалил.... Она позвонила на следующий день и сухопопросила больше никогда... я низкий... этот позор она не смоет всюжизнь... она ушла из дома... В общем, такое дело — папан вечером сел сгазетой на кухне в шелковом халате и проворковал маме: "Мон шери, будьтак любезна, подай мне пожалуйста, кофе-глиссе с пломбиром а-лянатюрель". Мама: "Ну конечно, мон ами!" Открывает морозилку — а там моисемейные трусы до колен в мелких зелененьких крокодилах, совокупляющиесяв разных позах...

Идут два студента-медика, впереди какой-то странной походкой топает старичок. Один из студентов ставит диагноз:— Геморрой.— Скорее, паркинсонизм, — говорит второй.— Спорить будем?— Ну давай!Подошли к старичку и спрашивают, что же у того, и рассказывают о пари.— Все мы немножко ошиблись, — говорит старичок. Вы думали, что у меня геморрой, вы — что паркинсонизм, а я думал, что просто пукну, и ошибся...