В брежневские времена, когда все государственные заведения чистили по "пятой графе", вдруг обнаружили, что в Министерстве внешней торговли уцелел-таки один еврей. Работает нормально, не подкопаешься, но команда свыше. . . И вот вызывают его к начальству:
"Так, Абрам, ответственное задание — едешь во Францию продавать советские духи! Заключишь контракт — премия, нет — увольняем по профнепригодности! "
Вздохнул Абрам. Уехал. Через два дня — телеграмма из Парижа в министерство:
"Есть контракт! Шлите наши духи в любых количествах! "
Вернулся. Выписали премию, соображать стали — как его все-таки уесть?
Дали отдышаться, опять вызывают:
"Абрам, поедешь в Марокко продавать наши советские апельсины! Условия те же. . . "
Снова уехал Абрам, а через две недели телеграмма из марокканской столицы:
"Марокко закупает апельсины любых количествах, начинайте поставки —
Абрам. "
Еще одна премия вместо результата. Сам министр дыру в репе прочесывает — что делать? Наконец — идея! Вызывает бедолагу лично.
"Слушай, Абрам, самое ответственное дело — поедешь в Китай продавать наши кеды! Справишься — пост зав. сектором и ни одна зараза с Лубянки не пристанет. Слово члена ЦК! "
Отбыл Абрам в Китай. Неделю — нет вестей, месяц, два, три. . . Министр ожил — если что, за прогул уволим! Вдруг, в конце четвертого месяца — телеграмма из Пекина: "КНР готова закупить советские кеды любом количестве, шлите продукцию — Абрам. "
Возвращается Абрам — чуть ли не с оркестром встречают, премия, работа, все прочее. . . А в конце банкета министр спрашивает:
"Абрам Ильич, объясните все же — почему в последний раз вы так задержались в командировке? Еще немного — и уволили бы по статье. . . "
Смутился Абрам: "А думаете, легко было в Китае второго еврея найти? "

Леонид Ильич поехал в Америку. Там, как было запланировано,
он выступил по телевидению. В Москве телевизор смотрит его референт,
который писал речь.
— Сорок минут выступление,— говорит он домашним.
Проходит сорок минут, еще сорок минут, а Брежнев все читает.
— Боже мой! — закричал референт.— Я ему три экземпляра речи дал!

Новые компьютерные вирусы:
“Ленин” — даже если компьютер полностью выключен, лампочка на мониторе
горит.
“Сталин” — система начинает приказывать вам, за невыполнение приказа
грозит отформатировать диск C.
“Хрущёв” — навешивает на Рабочий стол gif-изображение ботинка, в
Microsoft Word размещает на полях рисунки с кукурузой.
“Брежнев” — компьютер начинает дико тормозить, колонки издают невнятные
звуки.
“Андропов” — удаляет файлы и папки, которые, по его мнению, приносят
вред системе.
“Горбачёв” — пытается ускорить работу системы, из-за чего диск C
физически разваливается на части.
“Ельцин” — система периодически падает, при значительных нагрузках на
процессор зависает.
“Путин” — сам по себе даже полезен, но каждые 4 года его надо
переустанавливать, иначе он установит на компьютер вирус “Медведев”.
“Медведев” — переименовывает файлы и папки, в качестве стартовой
страницы интернета устанавливает видеоблог Медведева.

— что за столкновение было у Брежнева с Шелепиным?
— плохого с еще худшим.

Брежнев и Никсон со своими телохранителями стоят возле ниагарского водопада. Они решили испытать телохранителей, и каждый приказывает своему прыгнуть в водопад. Американец отказывается:
— у меня семья, дети!
Русский бросается, не раздумывая, но в последний момент его перехватывают.
— как вы решились на это? — спрашивает его пораженный Никсон.
— у меня семья, дети!

Підводний човен "Запоріжжя"

В украинском флоте есть единственная подводная лодка – «Запорожье», древняя, как брови Брежнева.

Более 20 лет она находится в ремонте и служит трем целям: оправдать существование двадцати адмиралов в штабе украинских ВМС, регулярно распиливать выделяемые на ремонт бюджетные средства и поддерживать здоровый флотский юмор.

Первый взгляд на субмарину убеждает в том, что именно она вдохновила голливудских режиссеров снять комедию «Поднять перископ», в которой юнга спрашивает: «Сэр, а как наша посудина держится на плаву?», а капитан отвечает: «Это благодаря огромной куче намертво прилипшего г…на чаек, сынок».

Когда лодку подняли для очередного нескончаемого ремонта в док 13-го (хорошая цифра) судоремонтного завода в Севастополе, ее плавучесть регулировал толстый слой бакланьего помета выше ватерлинии, и не менее толстый слой мидий, ракушек и водорослей ниже ватерлинии.

На тревожное письмо матери, бессонными ночами плачущей о судьбе сына-подводника, призванный во флот служить на «Запорожье» матрос писал: «Мамочка, ты за меня не беспокойся. Лодка накрепко приварена рельсами к причалу. Рельсы надежные, советские. А пирс еще адмирал Нахимов строил. Аккумуляторов на лодке нет, поэтому к ней подведена линия электропередачи. До конца моей службы она с места точно не сдвинется».

В 2005 г. на 35-летний юбилей подлодки приехали шефы — делегация Запорожского облсовета. Шефы привезли с собой водку «Хортица» в сувенирных трехлитровых бутылях, офицеры выставили трехлитровые банки с солеными огурцами и прочую непритязательную закуску. Здравицы в честь доблестных офицеров-подводников и их шефов шли по нарастающей. Когда в последнем бутыле осталось уже меньше половины, краснорожий зампред Запорожского облсовета встал и начал провозглашать тост-апофеоз: "Одно только имя! – подводная лодка "Запорожье! — наводить ужас на врагов! А вот когда еще аккумуляторы купят..."

Гомерический хохот не позволил ему закончить свою речь.

Эпоха Брежнева. Поздний ненастный вечер. В гостиницу заходит командировочный.
Мест естественно нет. Но он выглядит так жалко и просит так настойчиво, что закаленная администратор дрогнула:
— Вообще-то есть одно место в четырехместном номере, но там уже с раннего вечера трое пьют водку и рассказывают друг другу .
Пойдете к ним? .
Мужик подумал, эка невидаль: водка и анекдоты, и радостно согласился.
Заходит в номер и видит три здоровенных мужика вовсю квасят водяру и травят политические анекдоты. Командировочный вежливо поздоровался и лег спать. Но уснуть не может, трое продолжают выпивать и громко рассказывать политические анекдоты. В 11 часов вечера мужик просит троих закругляться, но его весело посылают на хуй. В 11-30 то же самое.
Мужик призадумался, оделся и вышел к коридорной.
— Вот вам десять рублей, занесите, пожалуйста, ровно в полночь четыре стакана чая. Давайте сверим часы.
Без пяти минут 12 мужик обращается к троим и говорит:
— Ребята, может все-таки хватит, давайте попьем чайку и будем спать?
Его поднимают на смех:
— Да кто ж тебе, чувак, в 12 ночи чай сделает?
Командировочный поворачивается к стене и говорит в электрическую розетку:
— Товарищ капитан, организуйте, пожалуйста, четыре стакана чая!
Ровно в двенадцать открывается дверь, заходит коридорная и вносит четыре стакана чая. Обалдевшие трое моментально раздеваются и прыгают по койкам.
Командировочный наконец засыпает и просыпается довольно поздно.
Смотрит номер убран, в комнате никого нет. Он спрашивает у коридорной:
— А где вчерашние трое?
— Да понимаете, рано утром пришел капитан и забрал троих. Хотел сначала всех четверых забрать, но уж больно ему ваша шутка с чаем понравилась!

Посвящается всем подвисшим в московских аэропортах в последнюю декаду
2010 года.

Зал вылета. Регистрация. Полсотни стоек. Перед ними огромная толпа, уже
даже отдалённо не напоминающая очередь. Стойки все пустые. Сотрудников
аэропорта нигде не видно. Зато есть немного омоновцев. На лентах приёма
багажа и просто на полу спят потенциальные пассажиры. Часть рейсов
отменена, часть задержана. На два-три рейса совершенно бесполезно
объявлена регистрация (см. выше: на стойках регистрации всё равно никого
нет). Терминалы автоматической регистрации цинично посылают пассажиров
одного за другим. С десятого раза получается всё-таки получить
посадочный талон. Ура!... Да, перед тем как повернуться к
человеку филейной частью, фортуне хочется его немного подразнить.

Багаж. А что делать с чемаданом? Стойки, предназначенные для приёма
багажа, также пусты. В «зелёном» коридоре нету даже таможника, впрочем в
«красном» тоже. Единственный доступный сотрудник аэропорта – тётенька,
принимающая негабаритный багаж. На контакт не идёт. Делает вид, что я,
стоящий в двух метрах от неё, нахожусь на самом деле в паралельной
вселенной. У одной мадам, также желающей сдать багаж, сдают нервы и она
закатывает истерику. Тётка-багажница продолжает смотреть взглядом
опытного буддиста куда-то в сторону и делать вид, что её тут нет.

Паспортный контроль. Тут есть живые люди, но на контакт они тоже не
идут. Просто проверяют паспорта. Ну да, у них работа такая.

Контроль перед проходом в посадочную зону.
— Так, чемодан сдавайте в багаж.
— Куда?
— На стойке регистрации.
— Там никого нет.
— Сюда с вашим чемоданом нельзя.
— Позовите вашего начальника.
Вместо ответа мужик начинает о чём-то общаться с рацией. Рация отвечает
взаимностью.
— Идите на стойку приёма багажа, сейчас она откроется, — говорит он
спустя минуту. После чего также мгновенно принимает буддизм и
незамедлительно выходит в астрал, полностью теряя со мной вербальный
контакт. До вылета рейса меньше часа. Интересно, это так меня элегантно
послали? Ладно, поверим на слово... Идём на выход. А, как покажет
будущее, это было сделано зря. Надо было капать на мозги мужику до
победного. Ну что же, в состоянии стресса люди часто делают глупости. Я
не исключение.

Снова зал регистрации. На некоторых стойках стали появляться сотрудники
аэропорта. Пытаюсь пробиться к кому-нибудь из них. Безрезультатно.
Настроение в очереди, а вернее — в толпе, как при посадке на последний
пароход в Константинополь. Пару раз чуть не получаю в морду. Пытаюсь
просто передать чемодан и посадочный талон «по верху». Через пять минут
чемодан возвращается. Ещё через пять возращается посадочный. Стойки
опять закрываются. До вылета менее получаса.

Тот же зал. Те же стойки. Долгожданное общение с сотрудницей аэропорта.
Она:
— А ваш рейс уже улетел.
— Правда? — делаю издевательски-удивлённое выражение лица, — А почему
без меня? Вот мой посадочный талон, я зарегистрировался на рейс.
— Вы сами пропустили рейс... Ничем не могу помочь.
— Девушка, меня от вас могут отлипить только омновцы, и вообще я вам
буду сниться весь наступающий год, и сны будут вовсе не эротические...

Снова паспортный контроль. В руках новый посадочный талон на следующий
рейс.

Посадочная зона. Кто-то спит на лавках. Где-то плачет ребёнок. Два
мужика в галстуках устроили пикник, сидя прямо посреди зала на
расстеленных пальто и приканчивая бутылку вискаря. Судя по всему, не
первую. Да и, судя по табло («рейс задержан»... «рейс задержан»... «рейс
задержан»...), явно не последнюю.

Там же. Мужик, сидящий рядом со мной в курилке, начинает тихо хихикать.
Встречаюсь с ним взгладом.
— Давно тут? – спрашивает он.
— С утра.
— А мы двое суток уже. Четверо детей и жена беременная...
Понимаю, что у мужика просто тихая истерика. Просто, как мужественный
человек, понимающий ответственность за семью, он ещё держится.

Сотрудников аэропорта нигде не видно. В соседнем терминале лёгкий
полумрак. И даже некий интим. На самом дальнем ряду сидений какая-то
парочка вытаскивает страну из демографической ямы. Интересно, они раньше
были знакомы? Или их свела вместе эта дурацкая ситуация? Ну, что же,
хоть кому-то здесь хорошо...

Появляются сотрудники аэропорта. Их немного и они тоже ничего не знают.
Одна тётенька с бейджиком, стыдливо спрятанным в карман, признаётся, что
сама не может связаться со своим начальством и, поэтому, вообще не в
теме. Начинают раздавать бесплатную воду. Хорошо.

Откуда-то снизу раздаются крики. Спускаюсь посмотреть. Небольшой зал,
для выхода на посадку. Около одного из выходов стоит толпа брюнетов.
Такое впечатление, что на вылетающий рейс продавали билеты только
мужчинам молодого и среднего возраста и, причём, только одной
национальности. Идёт стихиный митинг. Оратор, возвышаясь над толпой,
очень убедительно вещает на непонятном мне языке. Вспоминаются кадры
новостей из сектора Газа. За стеклянной дверью выхода на посадку стоят
сотрудники милиции и, судя по всему, не испытывают особого комфорта в
этой ситуации. В ответ на очередное изречение стихийного лидера
(сомневаюсь, что это было что-то из Омар-Хайма) в толпе раздаются
одобрительные крики. Понимаю, что мне лучше отсюда убраться и в
дальнейшем больше тут не появляться.

В барах веселятся стихийно создавшиеся, но уже сильно сплочённые
компании. Фотографируются, обмениваются телефонами. В одном из баров
висит постер с Томом Хэнксом («Терминал», если кто не понял). Стоит
очередь сфотографироваться возле него, встав в профиль и копируя позу
Хенкса на постере.

Разговарился с барменшей. Зря я это сделал. Наслушался ужасов. Пришлось
усугубить для поднятия боевого духа. Сидящая рядом семейная пара
оплакивает свой неудавшийся отпуск. Разговорились. Ещё немного
усугубили. Подружились.

Народ по очереди подходит к пустующим стойкам у выходов на посадку.
Микрофоны не выключены. Нажав на кнопку можно поделиться своим
внутренними миром с половиной терминала, чем и пользуются недовольные
пассажиры. Пальма первенства принадлежит парню, составившему своё
послание исключительно из матерных слов и слова «аэропорт». Таких оваций
не срывал даже Брежнев на съездах КПСС.

Объявляют посадку. Сначала летят «сегодняшние» рейсы, потом «вчерашние»
и «позавчерашние». Несправедливо как-то. Кто-то обречён на третью ночь в
аэропорту. Хочется верить, что это обычный бардак, а вовсе не желание
кого-то из начальства отчитаться, что «работа аэропорта восстановлена,
все пассажиры вылетают по расписанию», забыв при этом о тех, кто уже
начинает считать терминал своим домом.

Последняя картина, когда тягач уже тащит самолёт от терминала: в свете
прожекторов на фоне здания стоит одинокий человек и долбится ломом
куда-то вниз. Эпично.

Итог: почти сутки в аэропорту. Четыре пива, два бутерброда, пачка
сигарет и один коротенький рассказ.

Привет всем, кто себя узнал.

Едет поезд. Вдруг неожиданно обнаруживается, что впереди отсутствует
небольшой участок железнодорожного полотна. Как поступили бы в такой
ситуации при разных руководителях советского и постсоветского периода?

При Ленине: согнали бы всех пассажиров на субботник и восстановили
дорогу.
При Сталине: расстреляли бы стрелочника.
При Хрущеве: сняли бы рельсы сзади и поставили спереди.
При Брежневе: стали бы раскачивать вагоны и делать вид, что все едут.
При Горбачеве: все кричали бы "нет рельсов!!!"
При Ельцине: продолжили бы растаскивание железнодорожного полотна,
предварительно взяв кредит у МВФ на его ремонт.
При Путине: чиновники наперебой стали бы заявлять о том, что это
"чеченский след".

1980 год. Ночь с 8 на 9 Мая. Под рассвет просыпается Леонид Ильич
Брежнев, дико кричащий: "Ааааааа!!!" С глазами размером с пятак, весь
в холодном поту и тяжело дыша, он направляется к окну. Отдернув штору,
вглядывается в еще спящую, но уже озаренную ленивым рассветом Москву.
"Так... Звезда на Спасской вроде на месте.... и флаг над Кремлем вроде
крассный..."
Жена, зевая и не раскрывая глаз, спрашивает:
— Леня, что случилось-то?
С уже востановленным дыханием, но все еще со скачущим сердцем Брежнев
отвечает:
— Хуууууу...... Да приснилось, будто на сегодняшнем параде немецкий
канцлер присутствует.

Брежнев на открытии картинной галереи. Полно народу, журналистов, холуев.
Остановился перед одной из картин. Холуй из-за спины шепотом подсказывает:
— Это картина, Леонид Ильич...
— Да, картина... э... хорошая...
— Это Врубель, Леонид Ильич...
— И недорогая...

Ехал поезд и вдруг остановился. Впереди отсутствовала железная
дорога.
1. ЛЕНИН попросил всех пассажиров выйти, хорошенько поработать
часиков 200 подряд, пока что-нибудь да не придумают.
2. СТАЛИН приказал расстрелять всех пассажиров первого вагона, а
потом и остальных если к утру поезд не двинется.
3. ХРУЩЕВ распорядился, чтобы шпалы сзади перенесли вперед.
4. БРЕЖНЕВ приказал закрыть все окна и расшатывать состав
создавая таким образом впечатление движения.
5. ГОРБАЧEВ решил не делать ничего, но разрешил всем выйти
наружу и громко орать: -У нас нету рельс и даже еды нету в
вагоне-ресторане!!
6. ЕЛЬЦИН быстренько приказал атаковать Росийский Парламент в
надежде, что все скоро забудут об этом дурацком
железнодорожном инциденте.

Ружье для Брежнева

У меня есть друг, оружейный мастер. Мастер он от, руки золотые. Лучшего
знатока оружия я не встречал. Двустволки любит старые, автоматы — новые.
Договорились мы как-то ехать смотреть "Голланд", один дед продавал.
Приезжаю вечером к другу на работу, он собирается: "Погоди, переоденусь
и едем". Сижу, жду, выходит. Батюшки-светы, вот это да! Черный морской
мундир, полковничьи погоны с красными просветами, на рукаве шеврон
морской пехоты.

— Слушай, что за маскарад? Машет рукой:

— Пошли, пошли, в машине расскажу.

Рассказ его обильно пересыпался междометиями и идиомами, их я опускаю.
"На той неделе закрываю вечером мастерскую, вдруг в дверях мужик в
дубленочке, с футляром. Я ему:

— Мастерская закрыта, приходите завтра. Он в ответ:

— Я личный адъютант Генсека полковник такой-то.

— Кого адъютант?

— Генерального секретаря КПСС товарища Брежнева.

И корочки мне в нос — Комитет госбезопасности. Делать нечего, заходим:

— Что случилось?

— Понимаете, были в Завидове, убили кабана. Приехали в Москву, Леонид
Ильич ставит ружье в пирамиду — левый курок не спускается. Любимое
ружье, подарок Хоннекера. Генсек очень расстроен.

Открывает футляр, вытаскивает. Знакомое дело: завод имени Эрнста
Тельмана, машинная гравировка, разные олени-медведи, сверху хром. Орех
принудительной сушки лаком намазан, как соплями. Все блестит и сверкает,
современная дешевка. Ну и Хоннекер! Все это я, конечно, про себя. Думаю
— что могло приключиться? Скорее всего дрянное дерево разбухло и зажало
изнутри курок.

— Ружье намокало?

— Так точно, в Завидове шел снег.

— Мне надо его разобрать.

— Извините, я должен присутствовать и видеть.

Развинтил, снял колодку — так и есть, щечки изнутри коробленные.
Снаружи-то лак броней, вот и поперло внутрь. Полукруглой стамеской
пошире — раз-раз, по стружке снял, кинул масла, собрал. Порядок, все в
ажуре.

— Сколько я вам должен?

— Ничего вы мне не должны. Передайте Леониду Ильичу — ружье в порядке,
ни пуха ему, ни пера.

— Может, есть какие личные пожелания?

— Передайте Генсеку, что я желаю ему здоровья и успехов. Лично для меня,
спасибо, ничего не надо.

Назавтра я с утра заруливаю к мастерской, вижу: стоит черный "членовоз",
и этот полковник вчерашний сидит на лавке, в форме. У меня сердце упало
— не дай Бог, что стряслось! Выскакиваю из машины, он навстречу:

— Не волнуйтесь, все в порядке. Леонид Ильич был очень рад, до полуночи
играл с ружьем, все вас хвалил: "Какой мастер! За пять минут сделал!"
Потом говорит: "Все-таки ты мне врешь. Не может быть, чтобы такому
мастеру ничего не нужно. Завтра утром езжай, узнай и доложи — может, с
квартирой помочь надо или с машиной, или что с работой?" Вот я и
приехал.

— Спасибо, — говорю, — мне действительно ничего не нужно. Квартира у
меня большая, машина новая, заработки хорошие, работу я очень люблю. Так
что не тратьте казенное время.

— Вы, видимо, не очень понимаете мои обязанности. Я личный порученец
Генерального секретаря, выполняю его личные поручения, это и есть моя
работа. Для служебных есть другие адъютанты. Вот, к примеру, бреют
Леонида Ильича утром. Он спрашивает парикмахера: "Что тебе надо? " Тот
просит прописать в Москву троюродного племянника. Генсек мне: "Сделай!".
Я делаю. И так все время. Так что передать товарищу Брежневу?

— Передайте Леониду Ильичу, что я желаю ему крепкого здоровья и успехов
в руководстве страной. Ну, а уж мы за ним, как за каменной стеной.
Извините, мне надо работать.

В обед опять приперся. Чувствую — достает меня мужик. Он, видать, тоже
не дурак, тоже сечет, говорит быстро: "Извините, фотография ваша есть?"
Вытаскиваю из стола, он молча взял, козырнул, "кругом" — и укатил.
К концу дня является опять, со здоровым свертком. Меня от него уже
трясет.

— Я доложил Генеральному секретарю. "Чудной какой-то, — говорит, -
ничего ему не нужно". Потом спросил, какое у вас воинское звание. Как
услышал, что вы всего-то капитан, обрадовался: "Нет, такой мастер не
должен оставаться капитаном. Надо ему полковника присвоить. Делай, я все
подпишу". Я сделал. Вот документы, обмундирование и все прочее.

Я стою, как во сне, корочки листаю. Все верно — моя фотография, фамилия,
"полковник". Только и спросил, как дурак:

— Почему морской пехоты?

— Сегодня пятница, короткий день. Застал знакомых только в ВМФ, а Генсек
ясно приказал — присвоить звание полковника. Вы не летчик и не врач.
Какого же еще "полковника" я мог придумать на флоте?

"Вот, теперь ношу, ГАИ меньше цепляется", — закончил мой друг.

Я слушал рассказ, смешно было и грустно. Без сомнения, порученец
исполнял свои обязанности исправно и даже с блеском, но почему-то
вспомнился другой порученец, давно покойный. На его могиле странная для
многих надпись: "Погиб в бою с частями Советской Армии... 1953 г.".
Летом 53-го, в Подмосковье, он, полковник МГБ, до конца выполнил свои
обязанности, защищая вместе с охраной госдачу Хозяина от штурмующих
армейских частей. Наверно, отлично понимал, что силы слишком не равны и
шансов нет никаких: не убьют сегодня, так расстреляют завтра. Очень уж
много личных поручений было с блеском выполнено. Хреновая должность.

Брежнев в Люксембурге. Ему представляют министра внутренних дел. Брежнев:
— Разве такой маленькой стране, как ваша, нужен министр внутренних дел?
— Но, — отвечает премьер-министр, — ведь когда я был в СССР, меня представили вашему министру юстиции.

Умирая, Брежнев разговаривает с Андроповым:
— Юра, кто же меня заменит?
— Я, Леня!
— А если Политбюро не пойдет за тобой?
— Тогда оно пойдет за тобой...