Идет Лиса по лесу Вдруг слышит из кустов: Кукареку! Лиса прыгает в кусты Шум, возня Через какое-то время...

Котэ, весна, валерианка.Типа, преамбула, как здесь говорят.Мы с котэ поддерживаем нейтралитет. То бишь, пока он не ссыт, где не попадя, я его не знаю. И он меня тож.А тут прихватило сердечко. Ну не буду же напрягать родных.Вышел на балкон, капнул валираны в стопку, (луччеб водки),замахнул и до хаты. Подхожу к котэ и говорю: Давай котэ поцелуемся.Вы бы видели эту кошачью преданность, любимый да я.... да где.....кого порвать?Супруга, ревет от злости — я и рыбку свежую, и горшок, и вообще тебя суку от блох............Иди говорит сюда, целоваться будем.Не идет гад!А тут я — иди поцелуемся! Понятно, прыг на грудь, и мур мур мур.Пришлось рассказать секрет кошачьей любви

Кошка поймала мышку.— Мышка хочешь жить?— С кем?— Тфу, проститутка. Даже апетит пропал.

Хреново — это когда кроме кота даже обнять некого, а эта скотина ещё и вырывается.

— Петpо, у тебя говоpят, самый ленивый петух в окpуге?— Ой, и не говоpи! Соседские кукаpекают по утpам, а мой гад им только головойсогласно кивает.

ОБОРОТЕНЬПроизошла эта история в начале 90-х годов, мне на тот момент было летпятнадцать-шестнадцать. У меня была эрделька, Джессика, и я регулярнопосещала «клуб» таких же, как я, любителей выгуливать собак в паркеУниверситета. В основном там были мои ровесники – что характерно,большинство тоже с эрделями – но клуб был открытым, и люди (а такжесобаки) попадались самые разные. Так, к нам затесался один мужчина летсемидесяти, звали его… эм-м… кажется, Павел Семенович. У него, как нистранно, была тоже пожилая эрделина по имени Инга – спокойное, дажеиндифферентное существо совершенно неэрделистого темперамента, этакоеходячее бревно (знатоки поймут). Вдобавок не блещущее экстерьером. НоСеменыч не то что души не чаял в своей животине, нет, они были чуть неединым целым – один знак, и псяка слушается. И наоборот.Семеныч был большим любителем травить байки. Чувствовалось, что мужчинаодинокий, иначе с чего бы пожилому человеку общаться с такой «школотой»(в смысле возраста, а не уровня развития). Любимыми байками у него былиистории о том времени, когда он служил в КГБ, и еще о том, как его Ингазагрызла кабана, не дождавшись, пока зверюгу пристрелят. Поначалу мы,уважая возраст, тихо хмыкали. Потом немного достало. В конце концов я,не выдержав, сказала, мол, хватит заливать, не верю, что это ходячеебревно способно загрызть даже суслика, а не то что кабана. Семеныч необиделся, даже как-то встрепенулся – задело его, видно, — и предложилвстретиться всей компанией утром воскресенья на вокзале. «Я вам покажу!— пообещал он напоследок. – Только собак не берите».И вот утро воскресенья – время этак половина восьмого, — и мы стоим,зевая и как придурки ждем. Семеныча нет. «Надул», — первая мысль. «Ну,мы ему устроим», — вторая, сопряженная с изобретением планов мести. Всамый момент обсуждения, что именно мы с ним сделаем, из вокзалавыскакивает Семеныч с Ингой. «Где вы есть! Я уже билеты взял. О, верно,вас пятеро. Поехали!» — и, размахивая билетами, гонит нас к электричке.В поезде мы наконец более-менее проснулись и поинтересовались, кудаедем. «В заповедник», — ответствовал Семеныч. Тут я проснулась совсем.«Так он же сегодня закрыт!» «Верно мыслишь. Но для нас откроют».«Ну-ну», — подумала я.Точно. Открыли. Даже не только открыли, но встретили на станции аж надвух машинах. В душу закрались подозрения – а так ли прост Семеныч. Нуладно, приезжаем в заповедник. Чай, знакомство с лосями, доброеотношение – все признаки, что гостям рады. И вот, наконец, загон, вкотором ходит одинокий кабан – не слишком мелкий, надо признать. Семенычподзывает Ингу (она у него всегда шарилась без поводка, в одномошейнике, совершенной рухляди, смысл которого был лишь в том, чтобыдержать на себе жетончик), снимает ошейник и достает из рюкзачка другой.Мама моя! Это был не просто ошейник, это был Ошейник с большой буквы,скорее походящий на бронежилет для шеи – из толстой кожи, широченный,весь в металлических бляхах. Стоило только этой «амуниции» коснуться шеиИнги, как та начала преображаться, прямо как в фильмах ужасов. Все мышцынатянулись, тело подобралось, глаза загорелись, а движения сделалисьтакими стремительными, что глаз не всегда их улавливал. Команды непрозвучало, был лишь какой-то легкий разрешающий жест. Эрделинасорвалась с места, длинным прыжком перемахнула почти двухметровуюзагородку и понеслась к кабану. Тот сначала не понял такого хамства –кабан я или чё, в натуре? – но после нескольких чувствительных укусов зазадницу быстро понял, что если он и кабан, то только в смысле дичи.После чего начал с визгом улепетывать от Инги.А та веселилась – дай дорогу! Бедная дикая свинья просто летала по всемузагону, но ее везде настигала оскаленная пасть эрделины. Кончилось тем,что кабан забил свою задницу в угол и, выставив вверх клыки, жалобнохрюкал. Все действо от момента старта до позорной сдачи длилось минутдесять. После этого Семеныч позвал собаку. Еще один красивый прыжок надзагородкой – теперь уже наружу, — и Инга стоит перед хозяином. А тотснял монструозный ошейник, убрал его в рюкзак, надел на псину обычный ипогладил Ингу по голове – а та мигом превратилась в привычное нам«бревно». А к нам дар речи вернулся очень не скоро.Потом все было дивно: специальная экскурсия для нас по заповеднику и егомузею, шашлыки с дымком, новые истории… Но это зрелище преображениястарого унылого бревна в настоящего зверя – самое запомнившееся нам изтого дня.