Сегодня, по пути домой из бассейна, в который забыл взять очки для плавания, от чего сжег слизистую хлоркой и сильно слезились глаза, заехал на заправку. Стою у кассы, жду пока назовут мою колонку. Вдруг резко начали слезиться глаза, пытаюсь проморгаться, со стороны плачу и в этот момент называют мою колонку, народу, кстати, было не мало. Я одной рукой протягиваю деньги, а второй пытаюсь вытирать град слез. Кассир спрашивает — парень, ты что, плачешь ? Я не задумываясь отвечаю — нет, просто цены на бензин в глаз попали ) Все посмеялись и я, проморгавшись, поехал себе дальше )

Приходит НР в турагенство:
-Слышь, чуваки, мне бы, в натуре, поехать, отдохнуть куда-нибудь надо.
Нука быстренько мне предложили какой-нибудь круиз!
Вокруг него сразу собрались агенты, наперебой предлагают:
-Есть поездка на Гаваи, гостиница 5 звезд, девочки самые лучшие!
-Не, уже раз двадцать ездил.
-есть на Канары, самый крутой отдых, тайский массаж, в номере бассейн с шампанским, девочки — высший класс...
-Не, Канары видеть не могу, заебали.
-Круиз на ледоколе с остановками на Северном и Южном полюсах, и т.д....
-Не, уже было...
Короче, часа через два к нему подходит
главный менеджер:
ГМ:-Вы знаете, специально для таких клиентов у нас есть эксклюзивная суперэротическая и очень дальняя поездка!
НР:-О ништяк, это для меня, давай валяй.
ГМ:-МУЖИК, ИДИ ТЫ НА ХУЙ ОТСЕДОВА!

Объявление по громкой связи в бассейне:
"Дама в голубом купальнике с белыми разводами, вернитесь в раздевалку — вы забыли его надеть".

Ночь. Лежат муж с женой под одеялом. Разговоры в тишине:
Муж (М) А через годик у нас будет маленький...
ж. Ага, будет.
М. Хорошенький, на тебя похожий...
ж. Или на тебя.
М. Скорее бы, я прям как коляску на улице вижу — у меня сопли текут. То ли от зависти, то ли от умиления.
ж. А я рекламу памперсов смотреть спокойно не могу. Аж рыдаю...
Ебать, идиллия. Едем дальше.
М. Будешь с ним летом на дачу ездить отдыхать...
ж. Ко мне или к тебе?
М. Ко мне. Хуле там у вас дача? В огороде не поссышь, все соседи увидят. Дома со всех сторон.

ж. А хуле там ваша дача? На балкон выйдешь — перед тобой поле засратое. Там коровы срут говном в очередь. Ахуеть пейзаж. Моя дача хоть в лесу стоит.
М. Ичо? Лес весь тоже засратый! Одни бумашка от Роллтона повсюду! Нехуй моему ребёнку в таком говне отдыхать!
ж (повышая голос) А чо мой ребёнок забыл в ваших Больших Горшках?! Город в 28 километрах от вас! А если ребёнок заболеет?
М. У нас медсестра Зина в соседнем доме живёт. К ней обратись.
ж. Нахуй твою Зину! Сам к ней обращайся! А если у моего ребёнка что-то серьёзное случиться?
М. скорая через час приедет.
ж. Вот именно! А моя дача в пяти минутах хотьбы от города, и вода горячая есть. И машинка стиральная!
М. А у нас — баня, гектар земли, бассейн и стеклопакеты!
ж. А стирать ссаки-сраки я в бассейне буду, блять?
М. У нас там есть машинка...
ж. Ага. Тазик с вентилятором. Сам в ней стирай, сука.
М. Я хочу, чтоб мой ребёнок воздухом дышал чистым, а не вашей пылью городской! Говно у тебя, а не дача! Сортир деревянный! С дыркой! А у нас биотуалет!
ж. А ребёнку похуй, он в памперс срать будет! А мне тем более похуй — я и в лесу нагадить могу. И лопухом жопу вытереть. А твоя дача в ебенях каких-то! Шесть часов ехать! А ко мне всего полтора!
М. Если в субботу выехать...
ж (перебивает)... к понедельнику доедешь, ага.
М. За три часа приедешь! Я сказал, что мой ребёнок будет отдыхать на моей даче, в комфортных условиях!
ж. А работать я как буду?! Писать как буду?
М. (орёт) Ноут тебе привезу с модемом! Сиди, пиши свои нетленки, блять!
ж (орёт) Да, блять! Напишу! На даче! Где воды горячей нет! Где ребёнок ссыцца постоянно! Где стирать руками надо! Ахуеть я там чо напишу!
М. ты эгоистка! тебе что важнее — работа, или здоровье нашего ребёнка?!
ж(орёт на весь район) ЗАВТРА ЖЕ ИДУ К ГИНЕКОЛОГУ И СТАВЛЮ СПИРАЛЬ! В ПИЗДУ! ДВЕ СПИРАЛИ! НА ДВАДЦАТЬ ЛЕТ, ПОНЯЛ?! ХУЙ ТЕБЕ, А НЕ РЕБЁНОК! САМ ЕБИСЬ НА СВОЕЙ ДАЧЕ! Я ПОШЛА СПАТЬ В ДРУГУЮ КОМНАТУ!!!

Как я уже писал раньше, мы недавно переехали в Польшу, Варшава. Дети ходят в местную школу. Обычную, государственную. 2 бассейна, 4 спортзала, английский 5 раз в неделю, итэде — ничего это не искоренило класс подрастающей гопоты. "Нашукав" новую жертву, в лице моего старшего сына, гопники из всех потоков потянулись дружными стайками на переменах "отмудохать россиянина". Сыну 10 лет. Пришел пару раз домой с синяками, молчит, сидит в комнате. Зову, вывожу на чистую воду. Проблема: постоянно бъют на переменах, и каждый раз новые! Посоветовавшись с женой, я решил кое-что объяснить ему из психологии боя и кое-что показал.
Разговоры и демонстрации были длинными, часа по полтора-два ежедневно в течении недели. Основной смысл учений: при контратаке подавлять психику противника нестандартными действиями. Потом Саня месяц — МЕСЯЦ! Непрерывно, до 8 раз в неделю дрался со всеми желающими. Ну как — не совсем дрался. Кому нос свернет, кому губу пальцами порвет, одному входной дверью голову защемил, другого слегка приложил стулом, еще на одного прыгнул, предварительно забравшись на стол. Через две недели поток превратился в тонкую струйку, а спустя месяц с этим "сумасшедшим русским" драться никто не желал. Ребенок опять вприпрыжку бегает на занятия. Но недавно, я заметил, что он силит на диване грустный, и совсем не смотрит мультфильм, думая о чем-то своем.
— Что Саня, опять проблемы в школе? — спрашиваю.
Он заплакал, и говорит:
— Папа, что же ты раньше мне это не показал, как драться надо? Я так хочу вернутся в Россию и отметелить всех, кто меня там обижал! Это, оказывается, так легко! А я все время боялся! Я бы половину школы урыл!
— Хочешь съездить?
— Да! А можно?
— Вспомни, что я тебе говорил, когда мы только начали, самое первое... Помнишь?
— Вначале противника надо победить в своем воображении.
— Ты это сделал, дорогой.
— Как сделал, не понял?
— Только что. Урыл половину своей школы в России.

Цыплят по осени считают

Москвичей нигде не любят.
Москвичей никто не любит, а больше всего москвичей не любят сами
москвичи. (Кто хоть раз наблюдал случайную встречу двух москвичей в
провинции, прекрасно понимает, что я имею в виду). Сильнее москвичей
москвичей не любят только питерцы. Но это совсем другая история. Любая и
каждая встреча в провинции москвича и питерца становится местной
легендой и многие века передается из уст в уста.

За что и почему люди не любят москвичей? Не знаю.
Сколько бы ни пытался я у кого-нибудь добиться ответа на этот простой
вопрос — бесполезно. Когда человек начинает не любить москвичей? С
какого возраста? Какие есть для этого предпосылки? Ну ведь не
генетически же, в самом деле, не по наследству передается эта нелюбовь?
Сколько бы и у кого я про это ни спрашивал, в ответ всегда получал
только недоуменное пожимание плечами и мутный задумчивый взгляд внутрь.
Самое большее, чего мне удалось добиться, это фраза «Ну, понимааааешь...
Как бы тебе это объясниииттть...»
И всё.

Странно. Очень странно, потому что вот лично я прекрасно помню, когда
именно, и почему я стал нелюбить москвичей. Любил ли я их до этого?
Трудно сказать. До этого я ведь их никогда не видел.
А как увидел, так сразу и понял, что не люблю, и всё.
Я так ясно и отчетливо помню этот момент, что при желании даже могу
восстановить дату.
Впрочем, дата не имеет никакого значения. Мне было шесть лет, почти
семь. Был погожий июньский день, точнее утро, когда калитка во двор
распахнулась от удара ноги, и в проёме появился с лицом мрачнее тучи
друган и сосед Колюня Голубев.

— Пиздец! Детство кончилось! — вместо «здрасьте» сказал Колюня и зло
пнул подвернувшуюся на пути одноглазую кошку Муську.

— Колюня! Что ж ты так ругаешься?! — возмущенно воскликнула проходившая
мимо с помойным ведром бабка Оля.

(Тут надо заметить, что возмутила бабку отнюдь не Колюнина манера речи.
К этому в деревне все давно привыкли. Даже далеко за её пределами Колюня
числился завзятым матершинником и непревзойдённым мастером крепкого
слова. Как и откуда развился в нём этот талант, — неизвестно. Родители
его, тихие спокойные люди, никогда себе не позволяли. Отец, дядька Валя,
Колюню периодически за это дело поколачивал. Что, впрочем, не имело
никакого особого эффекта. Не матерился Колюня только пока молчал. А
молчал он обычно недолго. Махнул на это дело Колюнин отец только после
того, как однажды Колюня на спор перематерил бригадира заезжих
ростовских лесозаготовителей, и выиграл целых пять рублей. Три рубля в
результате батя у Колюни отобрал, а два — не успел. И мы с Колюней на
все два рубля купили в местном лабазе прекрасных ирисок «Золотой
ключик», оставив в них в итоге все свои молочые зубы).

— Колюня! Что ж ты так ругаешься?! — спросила бабка Оля.

— Да хули, баб Оль! — сплюнув в кусты, досадно пояснил Колюня. — Как не
ругаться-то? Прилетели к нам грачи, разъебаи-москвичи!

Бабка Оля покачала головой и ушла по своим делам.
Про то, что накануне к соседям приехали родственники из Москвы, никаким
секретом в деревне конечно не было. Но делать из этого повод для плохого
настроения? Вот это было странно. Ведь, во-первых, гости в деревне
всегда в радость. Во-вторых, гости, тем более из Москвы, это подарки,
сладости, и прочие ништяки. И в-третьих, конечно, чем хороши гости? При
гостях тебя лупить никто не будет. Ну, минимум неделю. Добродушие и
всепрощенчество царит в доме при появлении в нём гостей.

Так что Колюнино настроение было непонятно.
И только я хотел поинтересоваться причиной Колькиного раздражения, как
калитка второй раз хлопнула, и на пороге и возникла эта самая причина.
Причина обвела взглядом двор, остановилась на мне, оглядела с грязных
пяток до лохматой макушки, и строго глядя прямо в глаза брезгливо поджав
губу произнесла. Нет, не произнесла. Отчеканила.

— Здравствуйте! Меня зовут Светочка!

Потом подумала, и добавила, четко, как рубила:

— Не Светка! Не Светлана! Не Светланка! Не Светик! А — Светочка! Я — из
Маааасквы!

Всё. Вот тут, ребята, можно вбивать сваю. Вот в этот момент я отчётливо
понял, как же я не люблю москвичей. Хотя в слово «не люблю» трудно
уложить всю гамму чувств, которую я в тот момент испытал к этому
недоразумению в розовых бантиках. Самым лояльным было ощущение острой
досады, что это все-таки Колькина родственница. Иначе как было бы
здорово отловить её где-нибудь за околицей и напихать полные трусы
крапивы. За вот эту вот оттопыренную губу и брезгливо-тягучее
"измааасквыыы".

Светочка была вещь в себе. Она была всего на год младше нас с Колюней.
Зелёное платьишко, розовые банты, белые гольфы и голубые трусики — она
вся рябила в глазах как старый телевизор со сломаной развёрткой. Для
деревенского глаза, привыкшего к менее разнообразной палитре, уже один
вид её вызывал нравственные спазмы. Стоит ли говорить, что своим
поведением Светочка абсолютно соответствовала своему внешнему колориту?
Вот теперь стала совершенно понятна причина Колькиного уныния. Его
приставили к столичной штучке с железным наказом: без Светочки — ни
шагу! Было, как говорится, отчего впасть в отчаяние. Терпеть целое лето
возле себя такой подарок судьбы. Конечно, я мог запросто избежать
неприятной участи. Это ведь была не моя сестра. Но бросить товарища в
беде? Да кто бы я после этого был? Так и стали мы неразлучной троицей.

Главная наша задача заключалась в том, чтобы Светочку круглый день
всячески развлекать и ублажать. Эх, если б это был пацан! Для
нормального пацана в деревне занятий — пруд пруди. Но нам досталась
Светочка. И на любое наше самое заманчивое предложение мы слышали всегда
одно и то же.

— Слы, а у Петьки свинья опоросилась! Айда поросят смотреть!

— Фуууу, парасят! А вот у нас, в Мааасквее, в зоопарке!...

— А айда на пруд, купаться?

— Фууу, лягушатник! А вот у нас, в Маааскве, в бассейне Маааасква!..

И так — по любому поводу. На любое наше самое шикарное предложение мы
слышали только неизменное — «Фуууу! …. А вот у нас в Маааасквее!»
Ну кто бы, скажите, мог такое вынести? И где-то день на четвёртый я не
выдержал и сказал:

— Всё. Завтра идём на птичник!

Птичник, птицефабрика, был в соседней деревне, у меня там работала
тётка. Птичник был шикарным местом, нормальному пацану там было занятий
на целый день не переделать. Хошь — иди стреляй голубей из рогатки в
кормовой цех. Хошь — в механический, где варят клетки для птиц. Хошь —
целый день катайся с дядей Лёшей на тележке между цехами, собирая
коробки с яйцами. Короче — отличное место. Но тащить туда девчонку было
совсем уж не по понятиям. А что делать?

Ладно. Своё «Фииии!» Светочка сказала только один раз, на подходе к
птичнику, когда свежий утрений ветерок нанёс привычное амбре. «Фииии!»
— сказала Светочка и заткнула пальчиками носик.

— Что — «фииии!»? — тут же отбрил Колюня. — Ты от себя вообще нюхала?
Ты же воняешь как... Вот это «фиии»!! А это — не фи, это просто говном
куриным пахнет.

И правда, Светочка имела привычку обильно сдабривать свой и без того
светлый образ ароматом духов «Международный женский день 8 Марта». Я
этот аромат теперь до смерти не забуду. Светочка восприняла слова брата
буквально, наклонилась и понюхала платье. То ли смесь духов и куриного
помёта произвёл на неё такое впечатление, то ли вид громадных цехов с
тысячами копошащихся и кудахчущих кур, но только больше Светочка не
выступала. Она ходила с широко открытыми глазами, и беззастенчиво
приставала с распросами к птичницам и мужикам в механическом. Колюня в
этот момент чувствовал себя расстрельным зеком, внезапно отпущенным по
амнистии на волю. А я себя — простым скромным героем. Это ведь я был тут
хозяином. Это моя тётка тут работала, и меня знали как облупленного все,
от сторожа до директора. Это ведь от меня зависело, увидит ли Светка
следующее чудо. Уток, к примеру.

— Ой! Тут и утки есть?

— Да сколько угодно!

Короче, нам наконец хоть чем-то удалось ублажить эту столичную фыкалку.
Меж тем дело незаметно придвинулось к обеду, мы проголодались.
Это была не беда. Мы ведь были на птичнике.
Можно было пойти в местную столовую, где две добрые большие
тётки-поварихи до отвала накормили бы нас традиционным местным обедом.
Куриная лапша на первое, макароны с курицей и яишницей на второе, и
компот. Но это было скушно и неинтересно.
Можно было выпросить в той же столовой хлеба и соли, и пойти в цех пить
тёплые, прямо из-под куриц, яйца. Это было гораздо романтичней. И мы уже
стали склоняться к этому варианту, когда мимо проехал на своей тележке
дядя Лёша. В тележке у дяди Лёши стояли фляги. Ехал дядя Лёша в
направлении цеха кормовых добавок.

— Свет, ты творог свежий любишь? — спросил я.

— Люблю! — сказала Света.

— Тогда пошли.

И мы пошли следом за дядьЛёшиным экипажем. Во флягах у дядь Лёши был
творог.
Куриц ведь кормят не одним только зерном. Им дают разные витамины,
добавки, и если внимательно посмотреть на куриный рацион, то чего там
только нет. С молокозавода каждый день дядя Лёша привозил фляги
свежайшего, белого как первый снег творога. Когда мы дошли, дядя Лёши
уже уехал, и фляги вместе с какими-то коробками просто стояли у входа.
Мы открыли первую попавшуюся и стали горстями доставать оттуда
рассыпчатые куски. Кисловатый творог без сахара и сметаны был пресен и
скрипел на зубах, но Светочка ела с удовольствием, а для нас это входило
в программу мероприятия, и было лучшей похвалой.

Внезапно её внимание привлекли стоящие тут же коробки. Коробки имели
круглые дырки по бокам и издавали странные звуки.

— Что тут? — спросила Светочка.

— А.... — махнул рукой Колюня. — Цыплята.

— Ой! А можно посмотреть? — загорелась та.

— Чо их смотреть? Цыплята как цыплята, — опять пробурчал Колюня.

— Ой! Ну пожааалуйста!

Я открыл коробку. Надо было видеть, как вспыхнули Светочкины глаза.
Коробка была доверху набита желтыми копошащимися комочками.

— Ой! А можно потрогать?

— Да ради бога.

Я зачерпнул из коробки комочек, и посадил ей на ладошку. Светочка
зачарованно смотрела, как цыплёнок устраивается в её тёплой руке, и
млела от счастья. Обойдённый вниманием Колюня тоже решил не отстать,
достал цыпленка, и стал поить его изо рта. Восторга заносчивой столичной
штучки не было предела. Она хохотала, визжала и прыгала, держа на каждой
ладони по цыпленку. Потом остановилась, подумала, и неожиданно
застенчиво спросила:

— А можно мне одного с собой взять?

И вот тут, товарищи, дьявол дёрнул меня за язык. Распираемый гордыней я
небрежно махнул рукой и брякнул:

— Да хоть десять! Их всё равно сейчас сварят.

Светочка сделала круглые глаза, осмысливая сказанное, и переспросила
недоверчиво:

— Как сварят?

— Да так и сварят! «Как, как...» Очень просто, — решил проявить
компетентность Колюня.

— Дурак! — сказала Светочка.

— Я дурак? — сказал обиженнно Колюня. — А ну пойдём!

Он взял её за руку и потащил в цех, куда работницы только что отнесли
пару коробок.
В цеху стояли и парили огромные, в два детских роста блестящие котлы,
куда тётки засыпали, помешивая огромными ковшами, всякие ингредиенты
куриного прикорма. Светочка стояла, широко открыв глаза, когда одна из
тёток подняла с пола коробку, открыла, и высыпала в кипяток пищащее
желтое содержимое.

Из цеха Светочка вышла бледная, с поджатыми губами, но удивительно — она
не плакала. Будь мы поопытней относительно женского пола, это бы нас
сразу насторожило. Но мы упустили момент, и как следствие — инициативу.
А у Светочки тем временем под бантиками уже формировался ПЛАН. План
спасения цыплят. И орудием спасения она выбрала нас с Колюней. Потому
что никакого другого орудия у неё под руками не было.

Как она нас подбила на это дело? Я не понимаю. Женщины коварны. И
коварство их не есть следствие опыта, а дадено с рождения. Факт есть
факт. Уже через пять минут мы пыхтя пёрли к дырке в заборе коробку с
цыплятами. Беззаботное время социалистического хозяйствования. Ни одному
попавшемуся нам по пути взрослому даже в голову не пришло спросить, куда
три малолетних ухаря тащат коробку, и что в ней. Ну тащат и тащат. Тащат
— значит надо. Тем более что меня-то знали в лицо, я там частенько
помогал кому-нибудь что-нибудь куда-нибудь дотащить. Так что мы
благополучно миновали забор, а дальше всё было только делом времени.

Через полчаса мы были у себя в деревне. И вот тут остро встал главный
вопрос, про который сразу никто не подумал — а куда девать двести
цыплят? Двести — цифра достаточно условная. Может их там было сто
восемьдесят, может двести десять, кто знает? Просто считалось, что в
коробку входит в среднем две сотни. Но сколько бы их там ни было, всё
равно их было очень много. Нести их к Колюне было нельзя. Оставался
только один вариант. Мой двор.

Сперва мы доставали цыплят и опускали осторожно на землю. Потом просто
перевернули коробку и высыпали. И тут же двор стал похож на поляну с
бегающими одуванчиками. От этих одуванчиков рябило в глазах. Постоянные
обитатели двора были в шоке. Петух конечно вышел, гордо выпячивая грудь,
но тут же позорно скрылся обратно в сарае и больше носа не казал.
Огромный пёс Дружок обреченно лежал возле будки и флегматично наблюдал.
По нему ползало с десяток цыплят, склёвывая крошки с усов, ещё с десяток
купалось в его миске. Кот сидел на сарае и обалдело наблюдал сверху.
Спускаться он боялся.

Результатом нашей операции спасения стало следующее.
Меня никогда не били. Просто отец, придя с работы и вникнув в ситуацию,
посадил нас с Колюней на лавку, и сказал.

— Сами притащили, — сами и будете кормить.

О том, чтобы собрать цыплят и отнести обратно никому почему-то даже в
голову не пришло.
Колюню батя выдрал. Крепко.
И только Светочка оказалась как бы ни при чем. Выяснилось, что она,
хорошая столичная девочка, просто попала под дурное влияние двух плохих
деревенских хулиганов.
И это было обидней всего.
Но как бы то ни было, теперь вопрос нашего культурного досуга до конца
лета был решен. С раннего утра и до позднего вечера мы таскали комбикорм
и запаривали зерно, толкли стекло и стригли траву. Пилили доски и
строили выгородку. Рыли ямы и хоронили трупы.

Инкубаторские цыплята плохо приспособлены к выживанию в естественной
среде. И численность их ежедневно сокращалась. То кто-нибудь случайно
наступит. То пёс ляжет неудачно. То кот задушит просто так. Для
развлечения.

— Ничего-ничего! — смеялся приговаривая отец. — Цыплят по осени считают.

И мы считали. Колюня, который до этого не мог и до десяти, через неделю
легко манипулировал десятками и сотнями, считая убытки. Иногда мы
ссорились и дрались, чья очередь идти купаться, а чья — чистить
территорию. И только Светочка жила беззаботно и в своё удовольствие. Но
мы-то хорошо помнили, по чьей вине и инициативе мы так зажигательно
проводим лето. И потихоньку вынашивали план мести. И если я забывал, то
Колюня напоминал, выразительно потирая себе то место, где ещё недавно
краснели следы от отцовского ремня.

К августу поголовье нашей живности устаканилось. Этим, оставшимся, уже
ничего не угрожало. Из двух сотен осталось тринадцать. Это были уже не
желтые симпатичные комочки. Это были тринадцать грязно-белых агрессивных
молодых петушков. Мы-то с Колюней знали, что до весны в кастрюлю с супом
не попадёт один, ну максимум два. Но Светочке об этом предусмотрительно
не говорили.

Как-то вечером мы с Колюней сидели на лавочке, наблюдая как цыплята
азартно делят накопанных нами на помойке червей, и Колюня вдруг сказал:

— Пиздец. Завтра амнистия. Москвичи сваливают нахуй.

Мы переглянулись и каждый задумался о своём.

А на следующий день московские колькины гости уехали. И Светочку, так
получилось, я никогда больше не видел. Вот собственно и вся
незамысловатая история, которую я решил рассказать вам с единственной
целью — что б было понятно, как, когда и почему я стал нелюбить
москвичей.

Впрочем, у неё есть и другой конец.

В день отъезда у Голубевых царила традиционная для такого мероприятия
суета. Тётя Поля собирала в дорогу подарки и снедь, паковала свёртки,
банки с вареньем и медом, и туго завёрнутые в пергамент куски копченого
сала.

— Ничего не забыть! Ничего не забыть! — повторяла Светочкина мама.

Нас то и дело шпыняли, чтоб мы не вертелись под ногами. Но мы всё равно
вертелись, потому что всеобщая суета втягивает как воронка. Наконец все
собрались, попрощались, присели на посошок, и поехали на вокзал.
Московский поезд отходил в восемь вечера. Нас на вокзал конечно никто не
взял. Да мы особо и не рвались.

В плацкартном вагоне новосибирского поезда царило традиционное вечернее
оживление. Пассажиры ужинали. Так у нас принято. Войди вечером в вагон
любого поезда по всей необъятной России. Вот только что люди сели. И уже
едят. Азартно причем так, словно век не кормлены. Или в последний раз.
Вот и Светочкина семья тоже, едва обосновавшись, собралась трапезничать.
Светочкина мама выкладывала на стол нехитрую снедь, которую тетя Поля
собрала им в дорогу. Хлеб, яйца, соль, сало, помидоры, огурцы, яблоки, и
непременная вареная курица в большой картонной коробке, перетянутая для
надежности шпагатом. В это время Светочкин отец нарезал перочинным
ножиком хлеб, покрошил крупно овощи, порезал ароматное сало, и наконец,
сглотнув набежавшую слюну, ловко поддел шпагат на коробке.

— Ой! — сказала Светкина мама и уронила вилку.

— Ёб! — сказал Светкин папа и ударился головой о полку.

Вместо курицы в коробке сидела дюжина грязно-белых цыплят и удивлённо
таращилась на мутный вагонный свет. Потом один их них издал некое
подобие кукареку, растопырил маленькие крылья, и выпрыгнул на стол.
Через пять минут пассажиры скорого поезда Новосибирск-Москва весело и с
гиканьем, с шутками и прибаутками ловили по вагону разлетевшихся цыплят.

В купе у Светочки царило напряженное молчание. Коробка опять была
упакована и перевязана бечовкой. Светочкин папа, растрёпанный вид
которого не сулил ничего хорошего, потёр ушибленую голову, посмотрел на
Светочку, и многозначительно сказал:

— Ну, Светка!... Ладно! Погоди у меня! — и ещё более многообещающе
добавил. — Я с тобой дома поговорю!..

А мы с Колюней ничего этого конечно видеть не могли. Мы в это время
сидели на лавочке и наблюдали за последним оставшимся на нашем попечении
петушком. Одного мы все-таки в последний момент решили оставить.
Тут от соседей донеслись голоса. Это вернулись с вокзала Колькины
родители. Они шумно и весело о чем-то говорили и хлопали дверьми. Колюня
прислушался, поёжился, и сказал:

— Ох и даст мне батя пиздюлей, когда узнает! Тебе вон хорошо, тебя не
лупят.

«Может и хорошо. — подумал я. — Но иногда — лучше бы уж лупили».

А вслух ничего говорить не стал. Колюня всё равно вряд ли бы со мной
согласился.

В Челябинске горит бассейн... Теперь вас ни чем не удивить...

Ах, Одесса!..

Направляем сотрудников в Одессу на выставку. Звоним в дорогую гостиницу
с кучами звезд. На том конце провода приятный девичий вышколенный голос
вежливо интересуется, какой категории номера нам нужны. Я отвечаю, что
двухместный улучшенный номер. Мне совершенно профессионально-ангельским
вежливо-поставленным голосом (звездность гостиницы обязывает!) отвечают,
что такой (ну конечно же!) есть. Интересуюсь, если ли в гостинице
бассейн, в номерах кондиционер, бар (лучше переспросить, Одесса, знаете
ли…) и т.п. На том конце провода опять же безупречно-вежливо мне
расписывают достоинства заказываемого номера.
Я: Скажите, пожалуйста, сколько стоит проживание в сутки?
Ответ: Двести пятьдесят (... следует пауза...)
Я: Двести пятьдесят чего? Гривен или долларов?
Ответ: А вам какая разница?!

Один слепой мужик решил однажды посетить Техас. Когда он сел в самолет, и ощупал сидения, то заметил:
— Ничего себе! Эти сидения такие большие!
— В Техасе все большое! — отозвался человек сидящий впереди.
Когда же он наконец прибыл в Техас, то решил первым делом посетить бар. Заказав пива, он получил кружку, ощупав которую он воскликнул:
— Ничего себе! Эти кружки такие большие!
— В Техасе все большое! — заметил бармен.
После третьей кружки, он спросил у бармена, где находиться туалет.
— Вторая дверь справа, — ответил бармен.
Слепой мужик пошел по коридору, но ошибся, и вместо второй двери, вошел в третью, которая вела к плавательному бассейну. Зайдя внутрь, он тут же, плюхнулся в воду. Испуганный до смерти, он в ужасе начал громко кричать:
— НЕ СЛИВАТЬ! НЕ СЛИВАТЬ!!!

В отелях немецких, японских, французских
"НЕ ПИСАТЬ В БАССЕЙН!" пишут только на русском.

Как-то в армии помню, сдавали зачеты. Собрал нас в квадрат главнокомандующий и говорит: «Ну, вот ребята, настала пора военно-спортивного многоборья, кто из вас в чем силен?». Надо бы нам не уронить в грязь, то, что так долго несли.
Все стоят, бурчат, мол я из пистолета, если че, и километра три в сапогах смогу. А еще на перекладине, и на худой конец с парашютом. Один даже регби вспомнил. А тут командир и говорит, а плавание, как мы сдадим?
Ну, тут я такой, думаю, пора бы и мне выступить. И сходил сразу со всех козырей. А ничего, говорю, что в этом строю стоит без пяти минут КМС по плаванию, которого в детстве смогла лишить этого звания лишь проклятая ангина Эбола.
Ладно, ответил тогда наш джедай вооруженных сил. Я услышал это. Ты будешь участвовать там, баламут.
Самое интересное, что привезли нас в настоящий бассейн. По дороге сказали, что плыть будем всего пятьдесят метров. Я радовался, но не долго. Когда пришлепал к стартовой тумбочке, увидел рядом с ней заботливо уложенную шинель и автомат. Команда судьи с пистолетом не оставила сомнений. Одеть, застегнуться на все пуговицы, автомат в левую руку. На старт.
С тех пор, я никогда и никому ни разу не сказал, что я хорошо плаваю.
Посвящаю нашей олимпийской сборной по плаванию.

— Мама, там к нам пришел какой-то мужчина...
— Что он таки хочет?
— Собирает пожертвования на бассейна. Шо ему дать?
— Три ведра воды, Додик...

Купил новый русский Тамагочи. Ну пока там стрелки, разборки, совещания. У него раз все сдохло, два сдохло и еще раз сдохло. Ну он и отдал Тамагочи жене. Ухаживай, говорит, да повнимательнее, чтоб никто не сдох. Ну и вот расслабляется он как-то раз с кентами на фазенде. Пошел в бассейн нырнуть, а пейджер на столике оставил. Возвращается, а кенты ему говорят.
— Ну ты крутоой, блин !
— ???
А те ему показывают пейджер, а там сообщение.
"Твой дельфин спит, за динозавром гавно убрала, а пингвин все равно сдох, сколько не кормила. Жена"

Поспоpили как-то pyсский, фpанцyз и амеpиканец, что такое счастье.
Амеpиканец:
— Счастье — это когда сидишь на веpанде своей виллы, потягиваешь неспеша виски, смотpишь на океан и любyешься своей яхтой...
Фpанцyз:
— Hет, счастье — это когда сидишь в кpyтейшем pестоpане, пьешь "Клико", y тебя на одной ноге сидит девyшка, на дpyгой сидит девyшка, и знаешь, что дома тебя ждет еще одна девyшка...
Рyсский:
— Да нy, pазве это счастье, счастье — это когда выходишь поyтpy из своего особняка, идешь к бассейнy и тyт, вдpyг подъезжают два автобyса: из одного вываливает ОМОH, из дpyгого налоговая и спpашивают: "Это Лесная дом 8?", а ты им отвечаешь: "Hе-а 12".

Вчера сын загадал загадку:
— В бассейне тренировка у мальчиков и девочек. Кто из них купается, а кто плавает?
После пятиминутных философствований на эту тему (как потом выяснилось
— ошибочных) я сдаюсь, и сын победно объявляет:
— Мальчики в плавках — значит плавают, а девочки в купальниках — значит купаются.