Отнеситесь к ceкcу с юмором — не встал, похохотали и баиньки.

Пошли ребята лет так по 12 в общесвенную баню,ну сами понимаэте мужыки баня все купаюся и ребята видят мужыка лет так под 50-60 и у него был очень огромный жывот, спрашывают у него
-дядя а что у вас в жывоте?
мужык был с юморком и ответил
-БОМБА!
ребята переглянулись и отошли от него
один другому говорит
-Вася давай эго взорвём!
Вася отвечает
-Не нуспеем у него фитиль коротковат!!!

Тонкий английский юмор про настоящую женскую дружбу.
Разговор 20-ти летии выпуска двух закадычных школьных подруг:
-... я замужем!
— "Уже" или "Еще"?
(с)Ivan Fuckov

Как мы беглого зэка ловили.

Благодаря моей любимой учительнице, попал я в конце 90-х в археологическую экспедицию под Запорожьем.
Копали там студенты местного ВУЗа и примкнувшие к ним выпускники, многим из которых было далеко за 30. Но они продолжали по старой памяти ездить на раскопки не столько ради науки, впрочем, сколько ради вечерних похождений.
В своем логове на Камчатке, дальней лагерной полянке, эти "старички" в темное время суток предавались веселым гуляниям, инфильтруя в свои ряды симпатичных первокурсниц и особо юморных первокурсников. Я был довольно замкнутым старшеклассником, но пару раз все же попадал на стариковские вакханалии.

В один из таких вечеров я опять там оказался. Старики пели под гитару атмосферную песню "Не труби глашатай", грудастые студентки пили алкоголь, приближенные первокурсники юморили, я тихонечко сидел и украдкой пробовал водку. Все как всегда.
Как вдруг подошел комендант.

— Оооо, комендант, садись к нам!, — дружелюбно предложил гитарист, прервав песню на "...радуйся торговец, закупай мыло".
— Я лишь на минуту.
По давнему правилу, комендантов археологического лагеря назначали тоже из первокурсников, но именно этот комендант был серьезен и представителен, как генерал Лебедь. Только толще раза в три.

— Шеф просил передать, что из колонии возле Каменки сбежал уголовник. Милиция выставила посты на дорогах.
— Да ерунда это все, давай лучше выпьем.
— Позже..., — глаза лагерного функционера зловеще сверкнули в отблесках костра, — мне нужно всех обойти.

Комендант скрылся в деревьях, но чуть погодя все же вернулся и влился в коллектив. Веселье шло по нарастающей, прямо пропорционально выпитому. Студенты блаженствовали.

Потому расслабленное общество не сразу обратило внимание на шум и треск в кустах — кто-то продирался сквозь посадку не разбирая дороги. Честно говоря, в тот момент сквозь палатки мог спокойно проехать на воловьей повозке сам торговец мылом, спешащий в умирающий Рим — никто бы бровью не повел. Но комендант проявил бдительность.
— Эй! Кто там! Стоять!!!

Из зарослей репейника вышла сгорбленная фигура в брезентовой плащ-накидке и попыталась обойти крайние шатры. Тусклый свет костра не позволял разглядеть детали.
— Это он! Беглый! Зовите милицию!, — трезвый и сообразительный комендант моментально оценил обстановку.

Но не тут-то было. Распаленные мужики делиться славой с органами не хотели и сами кинулись хомутать преступника. Мысленно они уже видели в газетах заголовки "Особо опасный преступник обезврежен храбрыми студентами". Чего греха таить, бросился в атаку и я, картинно держа пустую бутылку за горлышко.

Мгновение— подозреваемый окружен и нервно озирается в предчувствии самосуда.
— У него тапооооор!, — вдруг заорал комендант.
Но реакции нет, топор и топор, нас все равно больше.
И тут произошло страшное. Громко и протяжно завизжала дородная студентка.

В этом визге было все: расчлененные топором трупы сокурсников, ужас перед кровавым чудовищем и ясное осознание того, что жизнь разделилась на "до и после" и прежней уже не станет никогда...

Эмоциональный посыл был столь мощным, что паника охватила всех из присутствующих до последнего. Студенты и старики ринулись кто куда, бросая женщин на произвол судьбы. От выпитых пятидесяти грамм водки я чуть замешкался и бежал одним из последних, удивляясь проворству остальных: вот только балагур-первокурсник храбро бросался на фигуру в темном, а через мгновение он уже скрылся в посадке, молнией пролетев мимо меня — я едва успел проводить его взглядом.

Пришел в себя я где-то среди кустов и хвороста, прислушался — резни вроде нет. Может зэк убежал? Хорошо бы.
Выбрался к людям и вижу картину полного разгрома: брошенные ножи и фонарики, перевернутые бутылки, слетевшие при убегании тапочки. Вернувшиеся беглецы выглядят смущенными.

На лавочке комендант пьет водку с человеком в плаще на голое тело, оба ржут. Капюшон сброшен и видно, что это один из молоденьких студентов. Шутка удалась.

После пресс-конференции президента стало понятно — благосостояние народа идет на подъем,а у нас зарплата видимо от этого падает. Но мы же оптимисты, да еще и с хорошим чувством юмора! Ну а че, опять скажу жене: — На Западе смеются над такой зарплатой, а ты, глупая, плачешь! …

Зав. кафедрой психиатрии одесского мединститута долгое время был (теперь
уже покойный) профессор Москети. Студенты его очень любили за чувство
юмора — одессит все же.
Кафедра располагалась на втором этаже одного из корпусов областной
психиатрической больницы. На первом этаже, под кафедрой, находилось
диагностическое отделение. У профессора внутри стола была "тревожная
кнопочка" на случай неожиданного нападения впавшего в буйство поциента,
сидящего у него на приеме. Сигнал передавался на первый этаж дюжим
санитарам.
И вот сама история. Лекционный зал был рядом с приемной, студенты
заходили прямо туда. А тут вдруг неожиданно в приемную перед лекцией
заглянул зачем-то один студент. Профессор при виде его вытаращил глаза:
"А это еще что такое?" Сей субъект был с длинными волосами, в рваной
футболке. На шее у него висела на веревочке заткнутая пробкой пробирка,
на дне которой лежала какая-то травка и внутри пробирки летала живая
муха. И это СТУДЕНТ МЕДИНСТИТУТА. "А я хипую",— ответил студент.
Показывая на дыры на футболке на животе и груди: "Это Солнце, а это
Луна". Поворачивается спиной: "А это крылышки бабочки". Профессор молча
нажимает "тревожную кнопочку". Снизу поднимаются два шкафоподобных
молодца, заламывают хипующему назад белы рученьки и молча ведут вниз, в
диагностическое отделение. А кто туда попадал, выйти мог только через
2 недели.
Ровно через 2 недели сидел тот студент на лекции профессора в костюме,
галстуке, гладко выбритым и коротко подстриженным. И такой он был всегда
вплоть до окончания института даже в жаркую погоду.

про студентов
*Пролог
Однажды где-то в начале 90-х в стране моей студенческой юности
настало Первое мая. Но не то Первое мая, к которому привыкли вы — день
труда и мира с красными гвоздиками и дешевым портвейном. У прогрессивной
московской молодежи моей юности Первое мая ассоциировалось в первую
струю с днем рождения замечательного и веселого парня, патологически
неординарного человека, моего лучшего друга -
Шурика, на тот момент студента второго курса МГИМО.
Тут, пожалуй, необходимо лирично отступить от непосредственного сухого
изложения событий. Цветастую неординарность Шурика надо бы не менее
пестро проиллюстрировать.
Иллюстрация №1:
После внезапного исчезновения из дома на двое суток
Саша, в ту пору десятиклассник, наконец звонит маме. Происходит
следующий диалог:
— Мама, это я, ваш сын Александр.
— Саша! Я тебя убью! Где ты был??
— Мам, извини. Я просто пошел проводить девушку с дискотеки и
задержался. — Саша! Половая жизнь в твоем возрасте, безусловно,
необходима, но ты ведь не станешь отрицать тот факт, что ровно за сто
лет до твоего рождения твой тезка Александер Грейам Белл изобрел телефон
и это изобретение до сих пор активно используется для передачи
информации на расстоянии? Позвонить ты мог, так тебя растак?
— Ну, дело в том, что я не сразу разобрался, как отсюда позвонить. Мам,
я собственно что тебя хотел попросить — ты не могла бы сделать небольшой
денежный перевод в Ростов-на-Дону? Я как раз там. В смысле тут. И
хотелось бы назад, домой, в Москву попасть все-таки. Ну, так получилось
— не мог же я не проводить девушку.
— Саша, у меня устойчивое подозрение, что мы с твоим отцом вырастили
идиота.

Иллюстрация №2:
На военной кафедре Шурику сделали замечание касательно
длины его волос и неаккуратно повязанного галстука. На следующий день на
кафедру вошел маршем абсолютно лысый Шурик. Военрук хотел было похвалить
его за радение, но что-то его остановило. Возможно, тот факт, что наш
герой был одет в арендованную у приятеля-энтузиаста гусарскую форму
образца 1812 года.
Впрочем, иллюстрировать эту «»многограненую»» личность можно бесконечно.
Так вот. Мало того, что Шурик сам по себе был человеком уникальным во
всех проявлениях своей бьющей через край (и все больше по головам
окружающих) энергетики, так и друзья у него все были типа меня -
алкоголики (студенты то бишь). И Шурик прекрасно осознавал, что раз
поздравлять его придут семь в разной степени буйных студентов (алкашей
то бишь), то вариант отмечания в квартире отпадал сразу. И вот тут-то и
пришла ему непосредственно в голову щастливая мысль отметить ДР за
пределами МКАДа, дабы сократить количество потенциальных жертв и
разрушений (боже, как он ошибался!). Пару месяцев назад он слышал краем
уха о том, как несколько ребят с курса постарше ездили в некий дом
отдыха со звучным названием «Клязьма» и остались весьма довольны кудряво
проведенным временем. То, что под этим разумелось, ему было неизвестно,
но он догадывался, что пьют на всех курсах примерно одинаково. Идея
состояла в том, чтобы рвануть в субботу в ДО, зажечь на берегу
одноименной с ДО реки, а ближе к утру потерять сознание в предварительно
снятых номерах. У приглашенной алкашни идея нареканий не вызвала. Более
того, она вызвала нездоровый ажиотаж и слюноотделение (на свежем
воздухе-то водочка проскальзывает изящнее). Итак, все предвещало
праздник.

Глава 1 (ознакомительная): Явление Грибоффа
Пожалуй, стоит на пару рюмок
остановится на процессе сборов перед поездкой. Приглашены были семеро:
Оом, Паша, Толик, Йурра (студенты первого курса ИнЯза), а также
Пятибратор, Женич и Грибофф (студенты второго курса МГИМО). Все друг
друга прекрасно знали за исключением персонажа под ником Грибофф,
которого хорошо знал только Шурик.
Надо сказать, что не все заинтересованные стороны подошли к ДР в
достойном праздника состоянии. Шестеро из участников мероприНятия были
поначалу совершенно свинским образом трезвы и выспамшись. Однако
праздничность обстановки была чудесным образом спасена фееричным
появлением этого самого Грибоффа. Дело было так.
Шестерка основы томилась посередь платформы метро в ожидании, когда уже
нальют, и разминалась 9-ой Балтикой. Вскоре из метровагона выскочил и
без выпивки вечно веселый и заводной именинник. На нем были вычищенные
до блеска дорогущие ботинки, не менее дорогие бархатистые джинсы
Труссарди, отутюженная белая рубашка и новенькая кожаная куртка поверх -
Саша собрался на природу. В одной руке у него было огромное ведро,
полное кровавых куриных окорочков, в другой -спортивная сумка с
двадцатью бутылками водки — Саша к природе подготовился.
Подошедши к ожидающим, он задорно молвил:
— Асиеко сие*, друзья мои! Я смотрю все в сборе. Великолепно, ех-хо-хо!
— иногда Саша напоминал Доктора Ливси из мультика.
— Не, не все. Грибоффа нету.
— Что это вы такое говорите? Аааа, разыгрываете? Вот же он, свет очей
моих, мин херц!
Ребята обернулись и обнаружили на соседней скамейке распластанное тело,
верхняя часть которого была заботливо прикрыта относительно свежей
газетой «Frankfurter Allgemeiner». Из-под газеты раздавалось мирное,
безотносительно несвежее похрапывание.
Грибофф пил четвертый день. Эту ночь он провел в близлежащем кафе
«Звездочка» за (под) одним столом с сотрудниками нигерийского спецназа,
прибывшими в Москву для совершения тренировочных прыжков с парашютом и
без. На третьей бутылке Грибофф все-таки убедил черных, как Мукунка,
пацанов в малиновых беретах в необходимости участия его друга Шурика в
прыжках. Это был его подарок Саше на ДР. (Спустя две недели с аэродрома
в Тушино поднимется вертолет с пятью иссиня-черными нигерийцами и
иссиня-щастливым Шуриком на борту. Но это уже совсем другая история.)
Шурик подошел к скамейке и, нагнувшись над газетой, изучил заголовки
первой полосы. Удовлетворившись и проникшись прочитанным, — хотя вторым
его языком был в отличие от Грибоффа не немецкий, а испанский, — заорал
он, тем не менее, над телом, аки Геббельс на трибуне:
— Дойчланд юбер аллес, мон коросон! Дарф ищ мит иннен танцен**? — Яволь,
майн фюрер! — мгновенно отреагировало тело из-под газеты, — Музыку! Ун
пассито байланте, Мария! *** Белый танец!
Грибофф плавным движением отбросил газету, Шурик оторвал его бренные
чресла и остальную требуху от скамьи (Грибофф Павел Александрович, метр
восемьдесят девять, сто четыре килограмма) и они закружились по
платформе в танце — это был гибрид танго, вальса и нижнего хип-хопа. Во
время танца никто не пострадал.
Таким образом, все были в сборе, и дружная компания, разлепив танцующих,
направилась к маршрутке, что должна была доставить их в номера.
* — вьетнамское приветствие
** — (нем.) Можно вас пригласить на танец?
*** — (исп.) А ну-ка, шажок в сторону, Мария!(с)Рикки Мартин

Глава 2 (дорожная): Грибофф и девушки
В маршрутке солировал Грибофф.
Обособленно сидя рядом с водителем, он постоянно обращался к остальным
через головы двух случайных попутчиц — вполне благочестивых на вид (то
есть вид их благ был в чести у наших героев) девиц половосозрелого
возраста — с умилительными высказываниями следующего недержания:

— Сань, а скока водки? Двадцать? Куда смотрела твоя мама?? Ей что
наплевать на твое здоровье? Нам же не хватит на опохмел!
— А блевательные пакетики взяли? Нет? Саш, ну ты же знаешь, как я не
люблю прочищать сантехнические узлы на утро! Вот помнишь, как мы Блэк
Лэйбл просроченными пельменями закусывали? А вот я тебе щас напомню наши
полеты на радужных струях!. (И напомнил. В подробностях.)
— Ну я и грю этому нигерийцу, мол, вот ты хоть андерстэнд черной своей
башкой, в чем первопричина расовой неприязни? А в том, что у вас,
негров, член больше, а у нас, белых — мозг! Вот и завидуем друг другу. А
ведь последние статистические данные по черный членам… (Далее он развил
тему.) Сии лиричные сентенции приводили дам в нервенный трепет и
заставляли их еще недавно румяные лица сменять светофороподобным образом
цвета самых эксклюзивных оттенков. Что касается добро-молодцев, то они,
сперва было собравшись проявить здоровый интерес к юным кокоткам, с
легким разочарованием осознали, что теперь им ничего не светит и
направили весь свой интерес на остатки Балтики. Особенно расстроился Оом
— одна из девушек ему весьма приглянулась. Тогда он еще не подозревал,
что это не последняя их встреча в ближайшие сутки (а лучше бы
последняя!).
Кульминацией выступления Грибоффа, явилась следующая экстремальная
фраза, надолго ставшая эталоном тематики разговора при дамочках:
— Блин, я уже четыре дня душ не принимал. У меня уже даже волосы в жопе
слиплись. И если бы я щас принялся серить, то все гавно разрезалось бы
напополам.
Тут уж нещастные девушки не выдержали и выразили вполне легитимное
возмущение.
На что тут же получили в ответ от сабжа:
— Милые мои, женщины, подобная слабо мотивированная агрессия с вашей
стороны вполне объяснима. Отсутствие регулярной половой жизни и плохая
экология способны заставить нервничать кого угодно. В этой связи
предлагаю сперва поправить экологию — у нас тут есть с собой чем
продезинфицировать, после чего погрязнем в радостях орального секса. Как
вы на это смотрите, расписные? Нет, позвольте, никакой я не козел,
просто я непосредственен, а вы зашорены. Не спешите распинать человека
моралью, ибо что такое мораль, как ни лицемерная условность большинства,
враждебная всему истинно искреннему в полный голос лишь при свете дня,
но без зазрений попираемая чуть только стемнеет и речь поведется
шепотом...

Сей дивный эксцентрично-философический монолог продолжался и развивался
Грибоффом вплоть до момента ретирования измученных демагогией дамочек из
маршрутки. Во след им разочарованным бархатным баритоном прозвучало
сакраментальное:
— Куда ж вы, бляди, я не кончил! — Грибофф не чурался резких смен стиля…

Глава 3 (процедурная): Заселение
Долго ли, коротко ли — добрались-таки
до номеров и в бодром расположении духа (благо пивом накачались уже
изрядно) приступили к процедуре заселения.
Ознакомившись с вариантами предлагаемых апартаментов, ребятушки решили
взять два роскошных двухместных номера с удобствами в коридоре (то бишь
по четвертинке номера на брата и одним гальюном на всех), расположенных
в дальнем конце самого незаселенного корпуса:
— Песни петь будем. Красивые, громкие, — с добродушной улыбкой пояснил
Шурик столь отшельнический выбор на ресепшине.
— Только хороводы не водите, — отреагировала работница ресепшина, — за
порчу имущества взимаем штрафы.
— А почем стоит окно разбить? — тут же осведомился Грибофф, — Видите ли,
я страдаю метеоризмом и мне по ночам бывает душно, а встать с кровати я
не всегда бываю в силах...
— Коллега шутит, — продолжая жизнерадостно улыбаться, прервал друга
Шурик и уверенным жестом протянул свой и Оом»ов паспорта в залог. Оом
печально проводил свой паспорт взглядом, еще печальнее посмотрел на
Грибоффа, открывающего очередную Балтику глазной впадиной, и стал
прикидывать, скока у него денег на выкуп паспорта.
Заселение в номера прошло стремительно и равнодушно. Все побросали
лишние вещи и тут же рванули на природу, манящую весенними ароматами
вино-водочной продукции.
Быстренько добежали до речки, расположились у кострища, запалили огонек
и разлили по стаканам. И понеслась родимая…

Глава 6 (разговорная, промежуточная): Куриный расизм
(Паша):
— Хорошо старушка с крепким кумполом попалась. А то я думал все, кранты!
(Оом):
— Убийцы. Вы убили мою мечту. Это была девушка моей жизни.
(Толик):
— Ты щас о которой из двух?
(Оом):
— О той, от которой мне остался лишь силуэт на стволе сего
замечательного древа, плодоносящего сапогами. Посмотрите, какие формы.
Какие линии...
(Шурик):
— Да, сапог и вправду скроен ладно.
(Оом):
— Юмористы, бля. Сапог! Щастья… Щастья меня лишили, изверги. Ненавижу
вас.
(Толик):
— Да лана те. Давай лучше в горлишко запустим. Смажем печаль твою.
(Оом):
— Предложение считаю пошлым и несвоевременным.
(Толик):
— Не понял?!
(Оом):
— Я грю, наливайте. Но знайте — я вас презираю.
(Паша):
— Ну, за душевные порывы!
(Женич):
— Кстати о позывах. Душевность душевностью, а без закуски уже не
проваливается.
Где курицы?
(Шурик):
— Йурра жарит.
(Паша):
— Кто жарит?? Йурра??? Пиздец курицам...
(Шурик):
— Паша, не хотелось бы тебя понапрасну расстраивать, но некоторое время
назад эти курицы были обезглавлены, циничным образом ощипаны,
выпотрошены и расчленены. Ты всерьез думаешь, что с ними может случиться
что-то еще более неприятное?
(Паша):
— Поверь, может. Йурра ОЧЕНЬ любит готовить. Все, мы остались без
закуски...
Когда ребята подошли к костру, Йурра безмятежно пребывал вне сознания в
классической позе компаса — каждая конечность указывала в свою сторону
света, при этом в одной руке у него был шампур, а в другой саперная
лопатка (к ней мы еще вернемся).
(Шурик):
— Йурра, проснись! Йуррик, родной ты наш человек! Йурра, мать твою, где
кура?
(Йурра):
— Там...
(Шурик):
— Йурра, не исчезай, Йурра, фокусируемся — где там?
(Йурра):
— Там...
(Оом):
— По-моему, мы его теряем.
(Паша):
— Меня больше беспокоит, что мы теряем курицу.
(Шурик):
— Йурра, «там» — нам не подходит, это неправильный ответ, и при этом
бесчеловечный.
(Женич):
— Да-да, Йуррик, именно бесчеловечный, ибо твои друзья хотят закусить, и
лишать их этой простой радости антигуманно. Согласен?
(Йурра):
— Там!!
(Пятибратор):
— Йурра, ты сильно огорчаешь своих друзей. А твои друзья не любят
огорчаться, правда, Паша?
(Паша):
— Правда. Давайте бросим его в речку.
(Оом):
— Не, это не наш метод.
(Паша):
— А закуску проебать — это наш метод?? Какое твое предложение?
(Оом):
— Щас… Дайте бутылку... С ним это всегда срабатывает. Йурра!
(Йурра):
— Там?..
(Оом):
— Водки выпьешь?..
(Йурра):
— Да!
(Оом):
— Айн момент, наливаю. Ой, а где же закусь?
(Йурра):
— Там! В ве.. дре! Под де.. ре.. вом!
(Шурик):
— Ты гляди, сработало. Ага, а вот и ведро. Так... іп!.. Йуррик... Йурра,
бля!
Почему она черная, как уголь? Пааачемууу она чееерная???
(Оом):
— Саш, не надо его так трясти. Случится страшное.
(Шурик):
— Чееернаааая почемуууу бляяяяя???
(Йурра):
— Тссссссс... Эта курица — негр. Ты что.. расист?..
(Паша):
— Я же говорил пиздец курице. Сжег накуй...

Глава 7 (морская, немножко смешная): Абордаж Впоследствии
Оом не раз
задавался вопросом — Почему? А точнее — Какого куя? Какого куя, этой
лодке понадобилось проплыть мимо нашей поляны именно в тот момент, когда
Грибофф, лежа на животе, аккуратно и экологично йогуртизировал в
глубокую одноразовую тарелку, наблюдая за фарватером реки. Лодка весело
скользила по быстрому течению прозрачной воды, подгоняемая лихими
взмахами весел. Нет, не так. Эта гребанная лодка, дебильно подергиваясь,
киздовала вниз по течению речки-вонючки. Грибофф, не прерывая
кисломолочного процесса, внимательно следил за ее скольжением. Закончив,
он заботливо накрыл тарелку сверху еще одной, неуверенно встал и
уверенно молвил: «Желаю кататься на лодке. Мне врачи рекомендовали. » На
беду остальные алкоголики в данном случае не имели ничего против
врачебных рекомендаций. К этому времени практически все были уже в
торф...
— А вот пачпорт извольте в залог, — буркнул мужик, ответственный за
лодочную станцию, опасливо глядя на восьмерку потенциальных мореходов,
еле стоящих на ногах, словно заранее приноравливающихся к качке. — А он
у меня … эта…, — Грибофф тщательно ощупывал карманы. В кармане джинсов
он что-то неожиданно для себя нащупал, удивился, еще раз пощупал,
победоносно рыгнул и вытащил… маринованный огурец.
— Опа. А не тут у меня паспорт, — прокомментировал он и откусил от
овоща.
— А ихде? — у лодочника зародилась надежда на избавление от опасной
алкашни.
— В этой самой... в куртке, — развел руками Грибофф.
— А ихде куртка? — наседал мужик, благо надежда становилась ощутимей. -
Ну… Наверное осталась там, где я блевал, — парировал Грибофф, честно
глядя в глаза.
— Ага! А вот не положено без пачпорта! — надежда лодочника окончательно
окрепла и расправила крылья.
— Послушай-ка, любезный! — выступил вперед Шурик и достал из кармана
складной нож.
— Эей, ребятушки, не губите! — вид ножа со следами куриной крови не
только пообломал крылья надеждам мужика, но и вообще как-то слегка его
удручил.
Последовавший компромисс устроил обе высокие договаривающиеся стороны:
— Восемь лодок все равно дать не могу — тока три в наличии. Если
потоните, то и черт с вами!
— Прекрасно! Нас устроят три этих прекрасных шхуны. Гранд мерси, мон
шери! Держи пиастры. Флот ее Величества у тебя в долгу.
— Господа корсары, вперед!
И друзья-алкоголики, с улюлюканьем и матюгами попадав в лодки, вышли в
открытое море под флагом семейных трусов Грибоффа. Да-да, именно
семейных трусов неоднозначной расцветки, надетых на палку…

Через сорок минут плаванья Грибофф перестал петь народную баварскую
песню, раскачивая в такт одну из наших лодок, так что она черпала воду
обоими бортами, и объявил: «Чертовски хочется отлить. Друзья мои, пора
подставить пипиську соленым ветрам... ». С этими словами он встал на
колени на самом носу лодки, достал из ширинки свой увесистый якорь и,
прогнувшись с треском в позвонках, принялся золотить воды Клязьмы. И вот
тут его угораздило разглядеть вдали чужую лодку. Она безмятежно
кружилась посередь речки, в то время как наша эскадра потихоньку к ней
приближалась. Лодка с Грибоффом на носу шла в авангарде, и, указывая
свободной рукой вдаль, наш адмирал возопил:
— О майн либер гот! Флибустьеры! Знаете, что я вижу? Я вижу добычу!
Крюйс-брам-стаксель мне в жопу, если на этой посудине нечем поживиться!
Будем брать! Впереееееееееед!!!
И эскадра послушно устремилась к добыче. Флагманский корабль, прямо
скажем, выглядел устрашающе: не переставая отливать, благо было чем,
Грибофф возвышался на носу шхуны подобно фигуре, вырезанной на
форштевне, и орал дурным голосом:
«На абордаж, еп вашу мать! ». На корме сидел Женич с длинной палкой в
руках, на которой реяли семейники Грибоффа, наводящие ужас своим
веселеньким колором. Роль гребцов исполняли Пятибратор и Толик,
оглашающие тишину водной поверхности ритмичными воплями в такт взмахам
весел: «Иииееераз, бля! Иииеееераз, бля! ». Остальные две шхуны с
Оом»ом, Пашей, Шуриком и местами ожившим Йуррой гораздо более скромно
шли рядком вслед за флагманом.
Когда цель абордажа приблизилась, Оом»а бросило в жар: в лодке сидела та
самая девушка. А с ней та самая бабушка. Несчастные дамы, открыв рты и
вытаращив глаза, в ступоре взирали на летящее к ним бортовое орудие
Грибоффа, которое он не только не убрал обратно в штаны, но и начал им
угрожающе размахивать. В ужасе Оом посмотрел на Шурика. Тот молча кивнул
в том смысле, что «Надо перехватывать его к ебени матери!». Диспозиция
лодок мгновенно поменялась. В то время как корабль под предводительством
Грибоффа несся к лодке дамочек, шхуны под командованием Оом»а и Шурика
пытались его нагнать по флангам и перехватить. На самом подходе к
оцепеневшим от ужаса женщинам, когда лодка Грибоффа уже грозила вот-вот
протаранить их, шхунам Шурика и Оом’а удалось обойти ее на полкорпуса и
одним рывком синхронно сблизиться справа и слева, столкнувшись носами
прямо перед ней и образовав букву «эл», в основание которой через
секунду и врезался форштевень флагмана эскадры...
От сильного удара Грибофф, словно ядро из пушки, вылетел с носа лодки и,
продолжая размахивать своим торчащим из штанов абордажным крюком с
воплем «іпанаааааааааа! » спикировал над лодкой дамочек. Думаю читатель
не сильно удивится тому, что в полете Грибофф врезался во внучку и увлек
ее за собой в воду с оглушительным всплеском...

Глава 8 (фольклорная): На деревне
Пока Грибофф сушил свою одежду на
шампурах над тлеющими углями, остальные решили организовать прод-отряд
для отправки в ближайшую деревню за закуской. Не прошло и часа, как
отряд из пяти человек уже маршировал сквозь ночь в направлении деревни.
Если морскими войсками командовал Грибофф, то за сухопутные отвечал
Йурра.
Йурра, эстонец по национальности, но проживший большую часть жизни в
Москве, являл собою носителя великоимперских настроений. Помешанный на
военщине и тоскующий по мощи СССР, он имел дома карабин «Сайга», пару
наручников, три полных комплекта камуфляжа и саперную лопатку. Вот и
сейчас он шел впереди отряда в камуфляжном тельнике и штанах, с
армейскими бирками на шее и саперной лопаткой в руках. Следующая за ним
четверка в дугу упитых призывников пыталась маршировать в ногу и
чеканить шаг, отчего наводила еще больший ужас на редких встречных
путников. «Песню запе-вай!», — скомандовал Йурра и отряд вошел в
деревню...
Деревенские старушки сидели на завалинке и, луцкая семАчки, спорили о
политике.
— А хоть бы и пьеть! Зато он о простых людЯх думает! Верю в Борис
Николаича! — Ишь ты! О каких-таких простых? Прямо проснулся Ельцин твой
и давай о Никодимовне думать — здорова ли, сыта ли.
— Ой, а то твоему Зюганову не спится, коли ты не поужинала…
«А молодоооооваааа командиииираааа несли с пробитой головооой.. » -
полит-дебаты прервались нестройным хоровым пением. Из вечерней темноты к
завалинке вышла саперная лопатка. За ней появился Йурра, а за ним и все
остальные. Йурра скомандовал: «Стой, раз-два! На-лееее-во! Тпруууу, бля!
Равнение на бабулек! ». Бабульки тут же засобирались по домам. Однако
Йурра перехватил инициативу вопросом:
— Мать, — обратился он к ближайшей старушке доверительным шепотом,
почесывая лопаткой ухо, — а много ли в деревне наших?
— Хватает, милок, хватает, — насторожилась «мать», мудро решив не
уточнять, о каких «наших» идет речь.
— Нда?.. А как вы вообще относитесь к очагу мирового терроризма — Чечне?
-продолжил допрос Йурра.
— Отрицательно, милок, отрицательно: не любим мы этих чеченов проклятых,
-отрапортовала бабулька и, уже обращаясь к подругам, запричитала, — Ой,
чавой-то надуло мене всю, пойду-ка я до дому.
— Да и нам уже пора, и мы пойдем, — поддержали подруги. — Мать, нам бы
хлеба чуток, — напомнил о себе Йурра, постукивая лопаткой по
камуфлированной лодыжке.
— Да что ты, милок, голодаем мы туточки, пенсия маленькая, а в огороде
старыя мы ужо копаться-то, — запричитали старушки, мелкими шажками
продвигаясь вдоль забора от греха подальше.
— А может все-таки пару крошек найдется, — вышел вперед Пятибратор,
доставая внушающий уважение кошелек (папа у него был дюже боХатый), — Не
обидим. — Ой, да уж чаво-нить наверняка найду, ежели поискать-то, -
мгновенно оживилась первая старушка, — Пойдемте до хаты, к сестрице моей
внучка приехала, так она уж и состряпала кой-чаво наверняка.
Надо ли говорить, что, ввалившись в хату и обнаружив там ту самую
бабушку, и ту самую внучку из лодки (Гоголь со своей немой сценой из
«»Ревизора»» глотает окурки), отряд был вынужден поспешно ретироваться
под напором ссаных тряпок и печного ухвата…

Глава 9 (электрическая): Об умение правильно сунуть
Уже глубокой ночью в
номерах разгром комнаты №27 начался с того, что в магнитофоне сели
батарейки. Паша осмотрел магнитофон, поглядел на розетки в стене и с
видом профессионала молвил:
— Бля буду, нужен провод.
— Щас! Момент! Достанем! — Йурра схватил складной нож Шурика и
устремился к двери. Рванул на себя дверную ручку и вырвал ее с корнем. -
Йурра, ОТ себя!
— Понял вас! — согласился Йурра, справился с дверью и маршем двинулся в
неизвестном направлении.
— Да, блин… Этот достанет, — поверил в друга Паша.
Через двадцать минут Йурра вернулся:
— Вот! — в руке он держал кусок какого-то толстого провода. — Йуррик,
это не подходит — нужна пара, к тому же у нас все равно нет штепселя, -
разочаровал добытчика Паша.
— Пара? Штепсель? — оживился Женич, — Йуррик, дай-ка ножик!
— На, — Йурра редко утомлял длинными фразами.
— Етитькина титька! Йурра, а что с ножом? — на лезвии ножа красовались
две здоровенные, дочерна закоптившиеся полукруглые выбоины. — А куй его
знает! — честно ответил Йурра, резко встал и целенаправленно
продефилировал на балкон с неудержимыми позывами к йогуртизированию.
В этот момент из сортира вернулся давно отсутствовавший Толик:
— іптыть! На нашем этаже уже сортир засорился. Неужели трудно блевать с
балкона? Ааа, я смотрю уже. Ну слава богу, дошло. Прикиньте, щаз отливал
на третьем этаже, так там света нет, и монтер с проводкой ебется — грит,
какой-то дятел умудрился вырезать кусок высоковольтного провода из щита.
Там до сих пор все дымится. Чума! Крутой видать дятел, коли не убило
нахер. — Толя, хочешь познакомиться с этим дятлом? — глубоко вздохнул
Шурик.
— Йурра??? — угадал Толик.
— Без комментариев, Толя, без комментариев.
— Ндааааа... Электрик эстонский, мля! Женич, ты что-то вроде про
штепсель говорил, — напомнил Паша.
— А, ну да, — Женич допил стакан, подошел к настенному бра и одним махом
срезал ножом нижнюю часть провода вместе со штепселем. — Ну вот: и пара,
и штепсель! — Голова! — похвалил Паша, после чего приладил провод к
магнитофону, залепив его жвачкой.
— Ну-ка, — сказал он, собираясь сунуть штепсель в одну из розеток на
стене.
— Паш, там одна из розеток для бритвы, не перепутай, — предупредил
Женич.
— Спокуха, не глядя тока член суют! — резонно заметил Паша и сунул…
Когда через полчаса в комнату, освещая себе путь фонариком, вошел
монтер, дым уже рассеялся, перегоревший магнитофон успели выкинуть с
балкона, а провод на ощупь отодрали с треском от стены и спрятали. Но
бутылку ему все равно пришлось жертвовать, ибо только она могла помочь
монтеру забыть о необходимости сообщить администратору о стекшем на пол
сгустке оплывшей пластмассы, который в прошлой жизни был розеткой для
бритвы, и выжженном квадратном метре обоев вокруг нее…

Глава 11 (добрососедская): Кавказский гость

Под общий пьяный гогот никто не замечал, что в углу комнаты у открытой
двери вот уже как полчаса сидела невесть откуда материализовавшаяся
блондинка. Но вот гогот на какой-то момент затих и в образовавшейся
паузе таинственная незнакомка громка икнула.
— Что за накуй! Ты откель такая блондинистая? — галантно осведомился
Пятибратор.
— Оттуда, — ответствовала блондинка, неопределенно махнув рукой, и снова
икнула.
Блондинка была в дымину.
— Меня зовут Павел. Водки налить? — поддержал беседу Паша.
— Налить, — не стала скромничать блондинка и беседа потекла…
Еще через полчасика застолья в дверях возник парень лет двадцати восьми,
кавказской наружности, недетской окружности и по всему видать было — на
бровях. На этот момент в номере кроме блондинки находились Грибофф,
Толик, Пятибратор, и спящий на кровати Женич. С трудом отлипнув от
дверного косяка, кавказец ввалился в комнату:
— Свэтка, зараза, я тэбя ищу вэздэ, а ты тут. Нэхорошо, сушай, да.
— Артур, иди на хуй! Мне и тут нравится. С ребятами. Правда, ребята?
— Нууууу…. — задумались ребята.
— Э, какой-такой нравица? Куда тэбе нравица? Ааааа, я понял, сушай! -
Артур резко повернулся к Грибоффу, сидящему на краю кровати. — Ты ее
эбал, да? — Да, — зачем-то подтвердил Грибофф. — Мы нежно полюбили друг
друга и решили пожениться.
Артур явно расстроился. Он схватил стул и обрушил его на голову сидящего
Грибоффа. Стул распался на части, которые осыпались на пол вместе с
осколками двух плафонов с задетой при замахе люстры. Грибофф поднял
чистый, местами детский взгляд на Артура и осведомился:
— Ты что, дурак? — при этом он зевнул.
Артур замялся. Такая реакция его морально надломила. Тогда он не
придумал ничего лучше, как перевернуть стол с останками шпрот и пустыми
бутылками и долбануть им по спине спящего Женича. У стола отвалились три
ножки. Матрасная часть кровати с грохотом провалилась внутрь деревянного
каркаса. Женич не проснулся.

Подобным непротивлением насилию Артур был окончательно раздавлен. В
нервном истощении он опустился на кровать рядом с Грибоффом:
— Она мэня доконает, — вздохнул он, проводя взглядом «»Свэтку»»,
удаляющуюся несимметричным слаломом.
— А че так? — поинтересовался Грибофф.
— Падазрэваю, что блядь, — пожаловался Артур.
— Ну так у каждой женщины недостаток есть, — подбодрил незлопамятный
Грибофф. — Вот возьми Еву. Ну, всем хороша была баба. Но нахера яблоки
немытые жрать было??
— Эва? Красывое у твоей жэншины имя, — продемонстрировал свои три класса
образования Артур, — А водка эсть?
— Эсть!
В этот момент в комнату вошел Шурик и объявил:
— Поздравляю вас, у нас горе: Толик — Бэтман…

Глава 12 (голливудская): Бэтман и голые жопы

Толик был совершенно адекватным парнем. И выпить мог много. Но иногда
случалось, что по пьяни его клинило — и тогда он становился Бэтманом.
Когда-то этому искусству перевоплощения его научил Йурра. Научил и
забыл. Но Толик забывать отказывался, как ни упрашивали. Происходило это
с ним вне зависимости от лунных фаз и места нахождения. Например,
возвращаясь с пьянок на метро, он не раз прямо в вагоне к неописуемому
восторгу пассажиров цеплялся ногами за верхний поручень, раскачивался
вниз головой, хлопая полами своей куртки (при этом на пол со звоном
падали ключи, пропуск, проездной, мелочь и прочая куйня), и с
остервенением рычал: «»Я Бэтмааааааан!!! »». Затем он принимался
носиться по вагону взад-вперед, продолжая хлопать импровизированными
крыльями и не переставая информировать общественность о том, что он
Бэтман и «»всех отъебет»». И это нормально. Это молодость, это алкоголь.
Но дело в том, что это шоу порой продолжалось не меньше двух-трех часов.
И это утомляло.
Поэтому когда Шурик сообщил друзьям о сеем прискорбном перевоплощении,
ребята слегка приуныли. Собственно они даже и приуныть не успели, потому
как сразу за Шуриком в номер ворвался ужас, летящий на крыльях ночи, -
Толик-он-же-Бэтман собственной персоной. На голове у него был
разодранный пакет из-под молока, с плеч ниспадал постельный плед, на
губах играла зловещая улыбка. Парень был в образе.
— Я Бэтмаааааан!!! — возвестил Толик и просочился в комнату.
Ситуация стала очевидной: если ничего не произойдет из ряда вон, то
театр одного актера растянется на часы. Скажу сразу — произошло.
Сначала друзья попытались запереть Толика в шкафу. Но не это спасло их,
ибо Толик вышел из шкафа через бортовую стенку (а шкаф сложился
вовнутрь). После чего, пробежавшись по комнате — простите, — пролетев по
комнате на пледо-крыльях и пообещав в очередной раз «»всех отъебать»»,
Толик выскочил на балкон. А вот там, несмотря на ночную темень, он
разглядел (у Бэтманов отличное зрение) три голые задницы — внизу
недалеко от балкона под сенью деревьев присели пописать три девчонки. В
тишине раздавалось лишь журчание и треск цикад. Толик мгновенно
прочувствовал момент — девушки в потенциале существенно расширяли
аудиторию его выступления. Вот это-то и спасло его друзей.
Встав на какие-то железки, Толик простер руки-крылья в стороны и, набрав
полную грудь воздуха, навалился грудью на балконную перекладину.
Трухлявая перекладина затрещала.
— Я БэтмаааааААААААААААААААА…, — орал Толик, проломив грудью перекладину
и падая со второго этажа носом в мягкую почву.
Не допИсав, с нижнего старта насмерть перепуганные девчонки стремглав
ломанулись сквозь кусты прочь, на ходу натягивая трусы и сверкая жопами,
под добрый гогот Йурры, по-прежнему йогуртившего с соседнего балкона…

Эпилог
Много чего еще было этой ночью: и выведение Толика из комы, и
разматывание всех пожарных шлангов в корпусе, и балконный йогурт на
брудершафт, и попытка повеситься на туалетной бумаге, и пение матерных
серенад под окнами администраторши — всего не расскажешь. Да и не к
чему.
Короче говоря, настало утро. Паша проснулся под уцелевшим столом и,
стукнувшись лбом, удивился низости потолков. Женич проснулся весь в
шпротах и удивился, когда мы успели сходить на рыбалку. Йурра проснулся
с дискомфортом в промежности и удивился торчащей у него из ширинки
саперной лопатке. Пятибратор проснулся и удивился саперной лопатке,
торчащей из ширинки Йурры. Оом проснулся и удивился, что саперная
лопатка торчит всего лишь из ширинки. Толик проснулся с пакетом молока
на голове и не удивился этому. Шурик проснулся и удивился тому, что он
проснулся. А Грибофф не проснулся. Проснулся он только, когда ему налили
холодной воды в штаны.
После жизнеутверждающей фразы Женича «»Шурик, пиздуй за кефиром, спасай
людей! »» друзья потихонечку похмелились заныканной Толиком накануне
бутылкой водки и принялись крепко думать. А подумать было над чем — ибо
предстояло сдавать номера, а платить штраф за ущерб ой как не хотелось.
Да и не хватило бы даже всех денег Пятибратора. Первая комната
практически не пострадала — там тока спали. Но вот вторая: расплавленная
розетка, сожженные обои, отрезанный шнур, провалившаяся кровать,
раскуроченный шкаф, стол без ножек, раздолбанный стул, проломанная
балконная перекладина, два разбитых плафона, вырванная дверная ручка и
всеразличная куйня по мелочи — таков был убедительный итог состоявшегося
праздника. В результате решили сделать косметический ремонт-наепку — по
возможности устранить явные признаки погрома и надеяться, что проканает.
Мебель сложили словно кубики и подперли, чем могли. Переставили шкаф,
чтобы закрыть обои, отрезанный шнур и розетку. Оставшийся плафон сняли и
выкинули, типа так и було — ваще без плафонов. Ручку дверную вставили,
но трогать ее было нельзя. Как и все остальное. Иначе катастрофа.
Пришла горничная. Ей галантно открыли дверь (чтоб сама за ручку не
схватилась) и затаили дыхание. Горничная постояла, посмотрела и
потребовала с друзей-алкоголиков несколько рублей за утерю полотенец,
которые им вообще не выдавали.
Так проходили студенческие годы…

Год 1983... Военная кафедра КИСИ, экзамен по тактике. Принимает майор Петров
(неплохой мужик, кстати, и с юмором у него все в порядке). Итак, следующий
вопрос — определение уклона местности по карте.
Начинаю обьяснять как, замеряв циркулем расстояние между двумя горизонталями
(линиями одинакового уровня на карте) и зная перепад высот между горизонталями,
вычислить тангенс угла уклона и т. д...
Майор слушал, слушал, а потом и говорит: "Почему как попадется студент, который
математику знает, так начинает сюда тангенсы лепить??" Кто, говорит,
в доблестной Советской Армии тангенсы считать умеет? Вон, под каждой картой
график, приложил циркуль и читай уклон... Петров вдруг выключился. В руках
он держал карту вероятного противника (ФРГ), а графика-то там и не было.
И тут потрясенный майор выдавил: "Блин, неужели немцы тангенсы считать
научились?".. Занавес.

Вот говорят, что у америкашек с юмором туговато. Не знаю в каком
возрасте он у них атрофируется, но вот в студенческие годы-то
как раз все с этим в порядке.
Произошла эта история в одном из Нью-Йоркских колледжей, где
я учился. Завезли нам в студенческий центр скульптуры животных
в 2 человеческих роста и сделанных в виде стриженых кустов
зеленого цвета. Стояли такие 3-х метровые белочки, зайцы и рыбки
и страшно нервировали всех студентов. И вот однажды исчезла
белка-мутант бесследно. Таким же таинственным способом в кабинете
декана появилась записка с буквами, вырезанными из газет и журналов,
все как полагается, примерно следующего содержания: "Если вы хотите
увидеть Fluffy (так студенты окрестели зеленое чудище) живым
и невредимым, то оставьте такую-то сумму денег в таком-то месте".
Через несколько дней животное было обнаружено в одной из подсобок ...
со связанными липкой лентой руками, ногами и кляпом во рту
в естественной для белки "молящей" позе!
Я лично видел ее в таком состоянии, и должен сказать, что вид у белки
был до слез жалкий и истерический.

Дело было в середине 90-х. Мой брат тогда учился в
инженерно-строительном институте в Петербурге. Ничего не хочу сказать
плохого про институт, но элитным он не считался, и каждый год широко
распахивал свои двери для студентов, которых перспектива получить диплом
(любой) просто пугала меньше, чем служба в ВС. Много было и таких,
которые за возможность потусоваться несколько лет в Питере готовы были
претерпеть некоторые неудобства в виде сессий и зачетов.
И вот, на одном из таких неудобств, одногруппник моего брата сдавал
какой-то экзамен. Человек еще не отошел от эйфории по поводу своего
пребывания вдали от дома (где-то в Ростовской области), и процесс
приобщения к сумме знаний, накопленных человечеством, у него пока не
начался. Экзамен этот он сдавал уже в третий раз, но в общем мог сдавать
его еще 33 раза с тем же успехом. Это понимала и экзаменатор (это была
женщина), как понимала она и то, что тройку он все равно получит, и
предмет знать лучше не станет. Решила она поставить ему удик сейчас, но
чтоб оправдать высокое звание педагога, решила провести с ним
душещипательную беседу, которая должна подтолкнуть его к глубокому
самоанализу и, возможно, пересмотру некоторых жизненных устоев.
А чувак, надо сказать, был простой (вроде Миши Евдокимова) и даже с
чувством юмора. Ну не навалась ему эта наука, а так он парень хоть куда!
И происходит следующий диалог:
Преподаватель, собирая его листы и откладывая в сторону:
— Ну, тут все ясно, поставлю я вам три, но я хочу, чтоб вы подумали вот
о чем.
Студент, превращаясь в само внимание:
— Да, да...
Преподаватель:
— Вот вы приехали из Ростовской области, папа слесарь, мама доярка...
Студент (возмущаясь):
— А че!! Из рабочей семьи!!!
Преподаватель:
— Нет, нет, из рабочей семьи, это все хорошо, но вы приехали в Питер,
поступили в ВУЗ, хотите получить высшее образование, стать инженером.
Вам же надо становиться интеллигентным человеком, или хотя бы стараться
им становиться.
Студент (задумавшись):
— Да, наверно надо.
Преподаватель:
— Ну вы будете стараться стать интеллигентом?
На лице студента отражается мучительная работа над собой. В конце
концов, оно приобретает выражение, среднее между выражением Урбанского в
фильме "Коммунист" и Алексея Мересьева, когда тот утверждает, что "он
совесткий человек". Излучая твердость, студент отвечает:
— Буду!
Чтобы не оставалось сомнений, усиливает:
— ЖОПУ ПОРВУ, но буду!!!

Это случилось во время празднования 25-тилетия войск РВСН, кто заканчи-
вал ФТФ ДГУ, Бауманку или другие такие ВУЗы, тот знает, что праздновался
этот выдающийся день на всех военных кафедрах по полной программе. Всех
заставили прийти в "зеленке", собрали в Культурно-бытовом комплексе
Университета, в просторечии КБК или "кабак", туда же сбежались все
кафедральные вояки и торжественный вечер начался.
Надо сказать, к празднованию народ готовился основательно, мне, как
капитану КВН, поручили быть ведущим и построить вечер в виде интервью с
нашими вояками, в качестве перебивки между номерами милитаризированной
в меру сил и возможностей самодеятельности. В общем, полная творческая
свобода. Вояки у нас были разумнее, чем на других кафедрах, раз в сто.
Но, положение обязывает, и военно-полевой юмор присутствовал.
Пришлось готовить интервью. Учитывая секретность, список задаваемых
вопросов приходилось согласовывать и с интервьюируемым и с начальником
кафедры, что бы , не дай бог, чего лишнего в открытом для шпионажа
"кабаке" не сказануть. В принципе, все все знали, лучше , чем в "первом"
отделе, но "секреты Полишинеля" надо было хранить от врага, и в вопросах
было не желательно употреблять даже эмфеизмы, вроде слова "изделие" и
т.п.
Один из "допрашиваемых", майор Доценко, очень не плохой, кстати, мужик,
должен был "освещать" гармоничное развитие советского студента,
текст ответа мы с ним записали и проработали в деталях. И не один раз.
Майор, запинаясь, выученное проговаривал, хотя слегка смущался.
И вот, во время "Ч", я задаю знакомый до боли вопрос:
— Товарищ майор, а каким по Вашему должен быть советский студент , — сох-
раняя на лице выражение колоссальной заинтересованности в получении под-
робнейшего ответа. И тут с ужасом понимаю, что ответ майор забыл напрочь.
В глазах у него растерянность, на лице застывшая маска понимания. Но
молчит — как рыба об лед.
Я судоржно думаю, как подать текст. Зал истомившихся студентов тихо млеет
в ожидании пассажа... В президиуме нездоровое оживление. И тут майор
вспоминает. Он светлеет лицом и радостно выдает "на гора":
— Ну, прежде всего, советский студент должен быть гормонально развит...

Что началось в зале, трудно описать. Полный пердимонокль! В президиуме -
то же. А я до сих пор не знаю, как я не разгрыз микрофон.

Лучшей юмористической программой в 2011 году признана программа
"Доступное жилье". В 2012г. Хотят запустить программу "Честный чиновник"
.

Может байка, а может и быль, история умалчивает.
Про то, что значит СЛОВО и как его держать надо.
В каком-то Новосибирском институте дело было. Перед сессией шли
консультации по какому-то забубенному предмету, то ли философия, то ли
научный коммунизм, короче даром никому не нужному, кроме как для
галочки. Да и лектор с чувством юмора и пониманием нужности этой
лабуды, но ответственный. Раз есть зачет, значит его надо получать.
В самом конце консы задроченный препод (уже около 9 вечера)
спрашивает: "Все ясно, еще вопросы есть?". И тут один кекс и выдает:
"А что нужно знать, чтобы хоть на трояк сдать?". На что, уже складывая
портфель и на полном автомате, но так, что УСЛЫШАЛИ ВСЕ, получает
ответ: "Ну, промычите хоть что-нибудь, договоримся..." На следующий
день — зачет. Процесс сдачи такой: сразу заходят человек 10, получают
билеты, садятся, готовятся, пишут на листах кто что надумал, готов -
плиз к преподавателю, отвечает, получает отметку, выходит,
следующий... Тот самый студент в паре с закадычным дружком заходят
последними (но аудитория полна, народ еще вовсю сдает, короче, куча
свидетелей), берут билеты и через минуту... тут же идут, вдвоем,
отвечать. Ну оба, так оба. Подают листы — девственныя чистота. И в
ответ на вопросительный взгляд препода.., правильно, с каменными лицами
и без тени улыбки, абсолютно синхронно: "Му-у-у-у-у-у-у-у-у". Дружно
отсмеявшись, зачет лектор все-таки поставил, но только им.

Alexa_pl.

Белая женщина в возрасте родила совершенно черного мальчика. Увидев его в руках медсестры, она улыбнулась:
— Вот будет доволен мой старик! Он так обожает черный юмор!

Произошла эта история во времена моей студенческой молодости, когда армия
с ее школой мужества и жизнеутверждающим юмором осталась позади и,
казалось, что круче приколов, чем те которые может бесконечно генерировать
сообщество граждан объединенных единым логотипом "СА" не существует.
К счастью я заблуждался по этому поводу.
Так вот об одном таком приколе я с удовольствием Вам поведаю, назовем его
условно "Зимняя история из УДН". Для тех кто не знает УДН — это
Университет Дружбы народов им. Патриса Лумумбы.
Декабрь в тот год выдалась не по детски суровым. Даже мы дети севера
старались передвигаться по Столице нашей тогда еще могучей 1/6 части суши
мелкими перебежками отогревая нос и уши в общественном транспорте.
И как это обычно случается с нашим мужественным и терпеливым народом,
зима подкралась незаметно, причинив массу хлопот и неудобств, одним из
которых была низкая температура в общежитии УДН. Для тех, кто не знает
УДН — это Университет Дружбы народов им. Патриса Лумумбы, который
расположен на улице Миклухо Маклая или как ее именуют в народе на
"Банановой Аллее".
Надо отметить, что администрация УДН после того, как из за низкой
температуры произошла авария трубопровода, активно спасало неокрепшие
теплолюбивые кадры стран и режимов дружественных СССР. Для иностранных
"студентов — первогодков" специально приобретали теплые вещи, а особо
тупым объясняли, как их носить и за каким предметом мужского достоинства
зимой необходимо теплое исподнее. Кроме того, дополнительно каждому было
вручено еще по паре одеял, одним из которых предписывалось закрывать
Чудо Окна, которые по причине из размера (во всю стену) не оставляли
не малейшего шанса согреть помещение.
Так вот, прихожу я как то, до начала занятий в комнату к своему другу.
В этой же комнате проживали два иностранных студента из Африки, которые
до приезда в Москву снег видели, если только в кино, а тут, надо сказать,
просто катастрофа — в комнате еле, еле плюс намечается.
Мой друг по старой армейской привычке, воплощая в жизнь не менее старую
поговорку о то, что клин клином …, имел привычку совершать умывательные
протседуры, находясь при этом по пояс голым, при этом форточка в комнате
на время этих протседур растворялось им настежь в целях уничтожения всего
того, что три молодых организма извергали в течение ночи.
Теперь картина маслом. Два окуклившихся африканца лежат в своих кроватках
под тройным слоем одеял, при этом видно, что одеты они по сезону, то есть
в пальто и ботинках, которые время от времени вылезают из под одеял.
На голове у обеих вязаные шапочки, поверх которых заячьи ушанки завязанные
под подбородок. На руках перчатки, причем пальцы от холода сжаты в кулачки
от чего перчатки т.е. предполагаемые фаланги пальцев несуразно торчат
в разные стороны — "полная распальцовка". От холода оба не то, что черные -
синие как баклажаны. В сонных глазах не поддельная тоска и ужас от
нескончаемой пытки холодом.
И в довершение картины пару мазков. Следует отметить, что в такой дубарь
вид голого по пояс белого человека производит на них наверно такое же
глубокое впечатление, как однажды в детстве на меня танец индийских йогов
по раскаленным углям в телепередаче с Синкевичем.
Из распахнутой форточки в комнату врывается свежий воздух, снежинки
и холод…
Баклажан (очень вяло на ростяг): "ТАВАРЫЩ, БУДТЕ ТАК ЛУБЕЗНЫ, ЗАКРОЙТЕ
ПАЖАЛАСТА АКНО."
Я молча закрываю форточку.
Через некоторое время в комнате появляется белый человек. Безжалостно
распахивает форточку. Берет какие-то бритвенные принадлежности и исчезает.
Баклажан (очень вяло на ростяг): "ТАВАРЫЩ, БУДТЕ ТАК ЛУБЕЗНЫ, ЗАКРОЙТЕ
ПАЖАЛАСТА АКНО."
Я молча закрываю форточку.
В комнате появляется свежевыбритый белый человек. Безжалостно распахивает
форточку. Освежается туалетной водой и исчезает.
Баклажан (очень вяло на ростяг): "ТАВАРЫЩ, БУДТЕ ТАК ЛУБЕЗНЫ, ЗАКРОЙТЕ
ПАЖАЛАСТА АКНО."
Я закрываю форточку. Пытаюсь как-то поддержать разговор (бодро так):
"НУ КАК ЖИЗНЬ? КАК ДЕЛА?"
Баклажан (очень вяло на ростяг): "ТАВАРИЩ, Я ПРЫЕХАЛ СУДА УЧИТИСЯ,
А НЕ УМЫРАТЬ."

Произошло это так...
Петр, студент, если не ошибаюсь, уже аспирантуры консерватории,
превосходный пианист, замечательный органист, очень интересный
композитор, отлично играет треш на гитаре, увлекается игрой на лютне
и т.д. и т.п.
Кроме того, Петр — веселый парень с отличным чувством юмора, но
несколько, как бы это сказать, авангардно настроенным.
Как-то раз Петр устроил концерт в рахманиновском зале консерватории.
Концерт был в лучших традициях его пресловутых авангардных настроев.
Там были разукрашенные балерины, народные инструменты, какие-то картины,
электрические инструменты и многое другое, даже, по-моему, какая-то
пиротехника. Концерт оказался настолько интересным, что про него сняли
передачу и показали по каналу Культура. Соответственно, взяли интервью
и у Петра.
Кадр на экране следующий: камера медленно перемещается по комнате Петра,
показывая то рояль, то электрогитару, то стоящий на шкафу разобранный
мотоцикл (забыл сказать, Петр по призванию байкер), то наваленные в кучу
ноты и все в этом роде. Перемежается это ползание камеры кадрами из
концерта, а также вставками интервью с самим Петром.
Интервью вела молодая девушка, которую, судя по всему, несколько смущали
длинные распущенные волосы и вьющаяся дьяконская бородка собеседника.
Я бы даже сказал, не то, что смущали, а как-то раздражали даже, что ли...
Может, ей казалось, что музыка — не дело настоящих мужчин, а, может, что
Петр к ним не относится, или манеры его ей не понравились, или концерт
ей не по нраву пришелся. В общем, все интервью шло в этаких подковыристых
тонах. (Правда, Петр потом утверждал, что ничего такого не заметил.
Возможно, галантно врал. Мне так показалось).
Произошел у них в один момент следующий диалог, вызвавший мой
совершенный восторг:
Ведущая:
— Вы довольны проведенным концертом, Петр?
Петр (возведя очи горе):
— Полностью довольным быть, конечно, нельзя. Кое-что, например,
не получилось, что-то не разрешили.
Ведущая:
— Не разрешили? Что именно?
Петр:
— Ну вот, нам не разрешили вывести на сцену осла. Мы ведь играли
Дон-Кихота, и Санчо Панса у нас был без осла.
Ведущая (с подковыркой нашедшего удачный резонерский вопрос обывателя):
— А что, Петр, по-вашему, на концертах классической музыки самой музыки
недостаточно?
Петр (ничтоже сумнящеся, без малейшей паузы):
— Почему же? Музыки вполне достаточно. Ослов не хватает.

По-моему, достойно занесения в анналы.
Сказочник Дэн.

Было это на пятом курсе РТ-факультета ИжГТУ...
Читали нам тогда курс "Основы инженерного творчества", а профессор был
надо сказать веселый человек, с чувством юмора. От студентов он почти
ничего не требовал, нужно было всего лишь получить какое-то простенькое
задание в начале семестра и в конце его сдать. Ближе к зачетной неделе
народ постепенно начинал суетиться, лишний геморрой перед новогодними
праздниками никому был не нужен. И был у нас в группе паренек, звали его
Дима. Так вот, приходит этот Дима под конец семестра на пару и просит
препода выдать ему задание. Профессор был мягко говоря удивлен, и тут же
обрушил на Диму поток цензурной брани, но делал он это по своему:
— Ты что у нас тут самый умный выискался? Может тебе за твой ум еще
и зачет поставить?
— А что, ставьте! Только вот блин, зачетку то я забыл...
— Ну тогда вали нафиг!
— А я за ней сбегать могу! 15 минут мне дадите и я принесу!
— Ну... 15 минут многовато. За десять управишься — получишь зачет! Только
смотри, штаны не порви, пока бежишь!
Все присутствующие встали у окон, чтобы понаблюдать за спринтерским
забегом!
Дима жил в общаге недалеко от корпуса, поэтому при достаточной сноровке
он реально мог успеть принести столь вожделенный документ.
Прошло десть минут...
Прошло двадцать минут...
Наконец через полчаса приходит Дима. Препод радостно потирая руки:
— Ну что бездельник, штаны не порвал?
На что Дима рассказал свою историю.
До общежития добрался я минуты за три. Живу на девятом этаже, бежать
высоко и долго. Смотрю на балконе пацаны-соседи по комнате курят. Я им
прокричал, чтобы они мне сбросили зачетку. Они в принципе так и сделали,
но... Зачетка спикировала на балкон шестого этажа! Я бегом туда, стал
ломиться в дверь той квартиры. А эти суки где-то пропадают!
Короче, стучал я еще минут 5, а потом послал всех нах.. и пошел обратно!
:)))))
А зачет он все таки потом сдал!

К себе в дипломники я брал сильных студентов и набирал в бригаду для
выполнения комплексного реального проекта, поскольку основной у меня
была работа в НИИ — с ней совмещал доцентство в строительном институте.
В итоге студенты и мне кусок работы делали, и себе квалификацию в живом
деле приобретали.
Но однажды завкафедрой попросил взять на себя руководство дипломным
проектом довольно миловидной девушки по имени Лариса. Достаточно
старательной, не глупой «хорошистки». Ради папы — профессора соседней
кафедры нашего же факультета. Из-за чего возникла проблемка? Был у
Ларисы житейский недостаток — жутко робкая, как выступить — все, полная
отключка, страх, устекленение. И главной задачей стала не собственно
разработка дипломного проекта, а подготовка самой Ларисы к его публичной
защите.
И целый месяц до защиты Лариса буквально зубрила текст доклада, который
должна была сделать перед ГЭКом — государственной экзаменационной
комиссией. В нее, известно, включают ведущих профессоров со своей и
родственных кафедр, деканов факультетов, ректора, а в председатели
вообще приглашают со стороны "свадебного генерала". И наш ГЭК по
специальноси САПР и АСУ (факультета автоматизации строительства)
исключения не составил. Причем состав последние годы практически не
менялся, а бессменно председательствовал управляющий крупным
республиканским трестом некто П., заслуженный строитель, депутат и
прочая...
Главное же для нашей истории, в течение многих лет члены ГЭКа задавали
примерно одни и те же вопросы. Я расписал Ларисе эти вопросы и ответы на
них, заставив все выучить на память вместе с докладом. Провели несколько
прогонов, в общем, готова...
И в назначенный, вожделенный за 5-6 лет жизни каждого студента день и
час, Лариса начала довольно бойко:
— Уважаемые члены государственной экзаменационной комиссии! Вашему
вниманию предлагается... — и дальше по тексту дипломного доклада.
Но где-то в середине ее прервали, пригласили подойти к стенду с плакатами
и приступили к перекрестному допросу...
Из-за неожиданного прерывания доклада Лариса растерялась и, вместо
ответа на первый же вопрос, умоляюще посмотрела на меня. Я ей показал -
вернуться к трибуне, к листочкам с заготовленными ответами. Она так и
сделала, но — нет того, чтобы подсмотреть и успокоиться!— а в ступоре
взяла листки в руки, нашла в списке фамилию задавшего вопрос и по
бумажке зачитала, естессно, правильный ответ. Следующий вопрос задал
другой преподаватель с нашей кафедры — такой же результат. Вопрошавшие,
коллеги с моей кафедры, оказались несколько смущенными — вроде мы
заранее договорились.
В публике (студенты, преподаватели, родственники и друзья защитников
дипломов) возникло оживление. Зав нашей кафедрой с парторгом слегка
покраснели и с укором посмотрели на меня и коллег, задавших вопросы,
мол, договорились заранее? И, чтобы замять возникшую неловкость,
завкафедрой попросил задать свои вопросы парторга. Уж его, совесть
кафедры, никак нельзя было заподозрить хоть в каком сговоре со мной,
беспартийным да непьющим совместителем. Увы, история повторилась. Лариса
зачитала правильные ответы по заготовленной шпаргалке!
Неловкость усилилась. Публика еще больше оживилась. Завкафедрой
покраснел уже погуще, слегка покраснел декан, уставившись на
завкафедрой, парторга, двух задавших вопросы преподов, папу дипломницы и
меня — сговор, что ли, соколики? Тогда завкафедрой, спасая реноме
кафедры перед деканом, ректором, управляющим трестом и публикой, взял
инициативу в свои руки и начал сам задавать вопросы. Лариса бойко на все
ответила — по бумажке!
Неловкость перешла уже в маленький кошмар. Публика развеселилась.
Завкафедрой побагровел. Декан покраснел уже погуще, укоряюще глянул на
завкафедрой, парторга, двух задавших вопросы, папу дипломницы, меня. И,
спасая реноме факультета перед ректором, управляющим трестом и публикой,
заявил, что вопросы будет теперь задавать он. Но ничего не изменилось:
Лариса по бумажке уже даже бойко, а, главное, верно ответила и на его
вопросы!!
Запахло уже скандалом. Публика развеселилась еще больше. Завкафедрой
посинел. Декан побагровел. А покраснел уже ректор, негодующе уставившись
на декана, завкафедрой, парторга, двух задавших вопросы преподов, папу
дипломницы и меня. И, спасая реноме института перед управляющим трестом
и публикой, попросил задать вопросы членов ГЭКа, деканов и профессоров с
других факультетов. Увы, опять ничего не изменилось — Лариса доблестно
ответила, естеесссно, не расставаясь с дорогими листками-шпаргалками.
Скандалом уже не пахло — он уже был. Публика просто разошлась от
восторга, встречая аплодисментами каждый ответ Ларисы. Завкафедрой
посерел. Декан посинел.. Побагровевший ректор в азарте начал сам пытать
Ларису. И у него — облом: Лариса так же лихо расправилась и с его
вопросами!!!
В зале стало твориться неописуемое. Ректор призвал всех к порядку.
Наступила тишина. И, как говорится у Гоголя, черти подняли глаза Вию -
спасая реноме ГЭКа перед публикой, вопросы начал задавать лично
председатель ГЭКа — управляющий республиканским трестом, заслуженный
строитель, депутат и прочая... Увы, и на его вопросы Лариса ответила
столь же доблестно!!!!
Наступила гробовая тишина. Тогда находчивый завкафедрой поднял меня,
руководителя диплома, мол, коллега, задайте вы свой вопрос. Только уж
постарайтесь, необычный.
Я спросил у Ларисы ее отчество. Она по инерции начала рыться в
шпаргалке, не находя ответа: такого вопроса в списке не было. Потому
попроил ее успокоиться, отложить шпаргалку и сознательно ответить. И,
что вы думаете, получилось! Все — и ГЭК, и публика, гомерически
хохотали. И тут тишины попросил уже председатель ГЭКа, управляющий
республиканским трестом, заслуженный строитель Украины и прочая, а,
главное, мужик с чувством юмора:
— А чем вы докажете, что дипломница и на этот вопрос ответила верно?
— Вон сидит папа дипломницы, ему ответ понравился.
... После ГЭКа завкафедрой провел экстренное внеочередное заседание
кафедры с единственным вопросом на повестке дня: как это все случилось?
Я популярно объяснил. Он переполошился: неужели мы все задаем одинаковые
вопросы? Было принято решение, каждому преподу приготовить вопросник со
спектром разнообразных вопросов, утвердить на кафедре и им
неукоснительно пользоваться при защите дипломов, чтобы больше подобный
конфуз не повторился. Один из профессоров кафедры внес встречное
предложение: больше не поручать совместителям таких дур!
Кафедра приняла оба предложения, и, действительно, пока конфуз не
повторился. И не потому, что стали разнообразить вопросы и за мной
оставили право выбора сильных студентов, а потому, что больше такая
феноменальная студентка не встречалась: вывелась порода застенчивых. Что
же касается самой Ларисы, она быстро выскочила замуж за капитана и
родила двойню. Видать, в известный момент, сробела попросить бравого
офицера остановиться.

Есть такой у меня знакомый — Вова. Молодой человек с затуманенным взором
и лысиной, лихо скрываемой прической а-ля Ульянов в молодые годы =).
Как-то Вовик, учась в институте, со своими однокашниками перед защитой
курсовой по "Машиностроению" решили (а время было летнее) сходить в
Зоопарк.... пивка попить.. зверюшек пьяным оком поглядеть. С пивом было
все оке! Веселенькие студенты ходили меж клеток, важно помахивая
тубусами (причем в которых был у каждого результат бессонных ночей...
чертежи палок-черпалок в разрезе, схемы подачи и уборки... расстановки
оборудования... =) И тут..... в клетке.. медведь белый!! Этож надо!!!
радости молодежи не было предела!! Он ходил на задних лапах и с
готовностью принимал подношения посетителей. Кинул Вовик медведю остатки
пивной трапезы, но как назло кусок колбасы так неудачно упал в клетку,
что мишка северный не мог до нее дотянуться. Ну Вовик, спаситель
медведей белых, и давай тубусом колбаску двигать... А у медведя то ли
чувство юмора развито было, то ли тубус ему показался более съедобным..
Ну и хвать тубус своей маленькой когтистой лапкой!! И принялся мишка с
аппетитом жевать плод Вовкиного труда.... 5 листов формата А-0, пока не
прибежал сотрудник зоопарка, который вызволил остатки Вовкиной курсовой.
Ну что делать? Пошел Вовик к преподу с ворохом клочков чертежного
ватмана, заботливо затолканых в пожеванный тубус, и свежим пивным
дыханием.
Преподаватель ржал с полчаса, слушая правдивую Вовкину историю, которая
обильно сопровождалась визуальными показами изжеванного тубуса и
медведя, его жующего.
В общем, курсовую препод ему засчитал как сданную, правда Вовке все-таки
пришлось потом отстеклить пару-тройку эскизов, дабы препод хоть что-то
подшил к пояснительной записке, почему-то пахнущей рыбно-пивным духом...
=)))

Дело было году в 92-ом, что ли. У брата моего друга ногу медики оттяпали
вместе с коленкой (ну, те еще мастера — нога начала темнеть в районе
стопы, бедбратья дождались, когда дело дошло до коленки и тогда
завопили: «Надо резать!!! »).
Друг ко мне — нет знакомого с III-ей группой крови?
Есть, говорю, — я.
Надо, мол, костный мозг перелить для восстановления крови.
Давай.
Поехали в Москву на операцию. Братану ногу отсекли и меня положили, в
вену наркоз и я отключился. Просыпаюсь — ощущение такое, что я — половая
тряпка, которую крепко выжали и со всего размаха об пол. И тут заходят
студенты медучилища, а я глаза даже раскрыть не могу. Ну, экскурсовод
ихний — вот, мол, донор костный мозг сдал, таперича у него отходняк -
я все слышу. Те пошушукались и пошли. И остались те, которые всегда
последние ходят, интересующиеся всем. И вот эти парни подходят ко мне
и как будто в пропасть, тихонько так:
— Э-эй, как там без мозгов-то?

P.S. Во мне затеплился лучик юмора, я внутренне согрелся и заснул.