Идут однажды три богатыря по лесу и видят спящего Змея Горыныча, ну они воспользовались ситуацией и давай его в зад
охаживать. Тот, ясно дело проснулся и как закричит:
— У меня три головы я вас сейчас в клочья разорву!!!
А богатыри ему и отвечают:
— Что нам твои головы вот было бы три #опы уже б давно дома сидел.

Сошлись на битву Илья и одноголовый Змей Горыныч. Срубил Илья ему голову, а на её месте две вырастают. Срубает 2 — 4 вырастают. Срубает 4 — 8 вырастают, 8 — 16, 16 — 32, 32 — 64...
Долго рубил Илья Змею головы, устала рука богатыря. Но в итоге срубил-таки он 65535 голов и умер Змей Горыныч.
Потому что 16-битный был.

Огромная такая пещера. В ней сидят три богатыря, водку жрут, веселятся. К пещере подлетает Змей Горыныч:
— Мужики, пустите посидеть немного.
Богатыри:
— Иди на хер, баран трехголовый, пока пи$дюлей не получил!
Начинается дождь, ветер поднялся, сыро, холодно. Змей полетал — полетал, и опять:
— Пустите, мужики, погреться, я тихонько посижу, мешать вам не буду...
— Иди на х@й!!
Змей улетел. Тут совсем непогода разгулялась: ливень хлещет, ветрюга злобный сдувает. Горыныч подлетает опять к пещере (жалобно так):
— Мужики, ну пустите меня погреться, я тихонько, а то совсем непогода замучила.
Богатыри:
— Ящер, ты не понял что ли? Иди нах... отседова, пока цел!
Илья Муромец сжалился над Змеем:
— Да ладно, мужики, че вы? Пущай посидит скотина немного...
Змей забился в самый дальний угол, сидит там, забитый, бедняга:
— Иди на х.., иди на х..., а может я здесь живу!

Я понимаю, что это не смешно, но Коля обожал открывать дверь головой.
Характерные звуки от взаимодействия головы и дверного полотна часто
разносились по коридорам нашего ВУЗа. Случалось это неожиданно и
чрезвычайно эффектно. Сидим, например, дрожим, ждем "препода". И вдруг -
ба-бб-ах!!!... Отворяется дверь и на пороге стоит Коля в монументальной
позе: правая длань обращена то ли к небу, то ли к плакату с
аминокислотами в цикле Кребса, левая поглаживает одухотворенный лоб и
звучит хрестоматийное — "что, бл..и, не ждали?"
— Дебил, — шипели на него наши отличницы (отличники презрительно
молчали).
— Я — не дебил, — Коля театрально вскидывал вверх указательный
палец. — Я тренирую мышцы лба, укрепляю фронтальную кость и стимулирую
головной мозг!
Коля обладал хорошей памятью и даром исследователя. Однажды, на занятии
по общей химии он бросил пригоршню калий-о-аж в раковину с водой.
Раздался пушечный грохот, задрожали стекла, а наша староста чуть было не
разрешилась от бремени. — Это стул упал... железный, — нашелся Коля,
когда в помещение влетел зав. кафедрой со зрачками в пятак.
Будучи как-то раз голодным, на занятии по "микробам", Коля выпил яйцо
всмятку. Казалось бы... Однако, это было не совсем обычное яйцо. Всеми
правами на это яйцо обладала лаборатория микробиологии. Яйцо бережно
хранилось в опечатанном инкубаторе, было заражено опаснейшей тропической
бациллой и ждало своего часа для экспериментальных изысканий. Дело
раскрылось, Колю заточили в стерильный бокс и пытались обнаружить
страшное инфекционное заболевание. Стерильный бокс походил на одиночную
камеру — отсутствовали окна, но это не мешало Коле переговариваться с
нами, хотя рядом пролегала шумная городская магистраль. — Я здоров, как
дикий африканский слон! — ревел Коля, перекрикивая КАМАЗы. — Это пигмеи
пусть от болотной лихорадки дохнут, а я ср.. ть на это хотел!
У паразитологов вяли уши и чесались носы. Уши — от Колиного буйства, а
носы — от бесконечного ношения марлевых повязок.
Исследовали пот, кровь и слезы, но — тщетно. Через месяц Колю позвали из
бокса с вещами. На радостях, он кинулся головой на стеклянную дверь, но
вовремя притормозил.
Зато двери на кафедре физиологии были вполне деревянными, и Коле удалось
вернуться к учебному процессу с помощью своего фирменного "Бб-ббах"
Его возвращению обрадовались даже высокомерные отличники, Коля, от
избытка чувств, чуть было не съел живую лабораторную лягушку, но нам
удалось переключить его внимание на что-то еще.
Учился Коля здорово. Он легко осваивал нудные предметы, и только
выборочное отношение к разным дисциплинам не позволило ему добыть
красный диплом. Если предмет не вызывал интереса, то Коля запросто мог
проигнорировать весь цикл, а затем, перед сессией, за пару дней сдать
отработки и получить зачет.
Однажды, Коля, проявив легкомыслие, все же явился на нелюбимый предмет.
Минут десять занятие шло обычным чередом. Внезапно объяснения
преподавателя оборвал чей-то глухой стон, а вслед за этим раздался
необычный звук. Это Коле неожиданно стало "дурно". Падая, он задел
головой парту.
— Что-то плохо мне... извините... воды, дайте воды…,— хрипел он.
— Отнесите на свежий воздух! — закричала ассистент кафедры.
Поднатужившись, мы вытащили обмякшее тело вон из аудитории. В коридоре
больному сразу похорошело.
-Аа-ап! Советский цирк! — запел Коля, -Учитесь, пока я жив! — и
непринужденно совершив кувырок, пошел на руках по коридору. Само собой
разумеется, именно в этот момент преподавательница, проявив участие,
высунулась из аудитории и увидела непревзойденный акробатический этюд.
Колю чуть было не отчислили на заседании деканата, но приняли во
внимание его хорошую учебу в прошлом и ходатайство группы.
Повзрослев и закончив институт, Коля ни секунды не изменял себе: двери
головой открывал теперь редко, но зато обожал играть в "Царя-Горы",
ходить на руках по Красной площади и совершать многокилометровые лыжные
кроссы в одних плавках.
В один из таких пятидесятикилометровых забегов, при бодрящих минус 20,
Коля решил получше рассмотреть окрестности, для чего скинул лыжи, надел
перчатки и, несмотря на вялые протесты спутников, быстренько
вскарабкался на десятиметровый железный столб. Вокруг росли стройные и
могучие сосны. Их ветви идеально подходили для лазания. Высотой они явно
превосходили злополучный столб, но... Коля не искал легких путей!
Итак, взгромоздясь на вершину столба, Коля, загораживаясь от яркого
солнца, приставил левую ладонь ко лбу и, подражая древнерусским
богатырям, запел что-то о "ворогах во поле, коих истребить надобно..."
Мощный Колин торс упивался победой над силою земного притяжения,...
но... правая рука, оставшись без поддержки, неожиданно дала слабину,
ноги тоже не сдюжили и в итоге, Коля съехал на полметра вниз. Плавки, а
было им не менее десяти лет, сделанные из сверхпрочной советской
синтетики, увы, не перенесли излишнего трения, пошли по шву и...
безвольной тряпицей свалились с могучих бедер на снег. Страшного ничего
не произошло. Посторонних — нет. Внизу — друзья раскинулись по сугробам
в конвульсиях истерического ржания, ну, и в ту же секунду, по закону
подлости, из-за поворота выкатил урок физкультуры какого-то седьмого-Б
или шестого-А. Бегущая впереди класса учительница молниеносно оценила
обстановку и, сбиваясь, закричала:
— Ребята! Смотрим под ноги! В этих местах проходил последний рубеж
обороны Москвы! Здесь могли остаться мины!
Но — поздно. Раскрасневшиеся пытливые носы уже вскинулись вверх, рты
дружно поймали ворон, а цепкие глаза зафиксировали картину во всем
великолепии.
Коля, по словам очевидцев, тем временем, героически елозил по столбу,
пытаясь максимально сузиться, замаскироваться и скрыть нежелательные
детали.
Однако, понимая, что его уже заметили, даже пытался шутить:
— Насчет мин, дети, — чистая правда. Я — подорванный. Видите, куда
взрывной волной забросило?
Замыкающий, самый хилый и вредный, сморкнувшись, прокомментировал:
— Ничего, дядя, жить будете. А вот размножаться — это уж как повезет.
И ведь правильно акценты расставил, чертенок. Руки у Коли были защищены
перчатками, ноги — носками, а вот... При минус-то двадцати... Да по
железу...
Я там не присутствовал, но друзья подтверждают — то было тяжкое зрелище:
несколько человек с открытыми термосами гоняются за Колей и брызгаются
горячим чаем. Коля, подвывая, будто в ритуальном танце, скачет вокруг
столба, а кто-то кричит "лейте же!... лейте на...!"
Судя по тому, что через год после описанных событий, Коля в третий раз
стал отцом, тепловым орошениям подвергались правильные места Колиного
организма.

С Днем Рождения, Коля!
твой Злоботрясов

Встретились в далекой монгольской степи три великих монгольских богатыря:
Сухэ-Батор, Улан-Батор и Мастур-Батор.

Собрался Иванушка-дурачок жениться на Василисе Прекрасной.
Знамо-дело. Змей Горыныч тут как тут. Ты, грит, Иванушка,
перед свадебкой-то баньку истопи. да свою невестушку туды для
меня и спровадь. Скручинился Иванушка, да делать нечего,
идет топить баньку. Hавстречу три богатыря: чего-мол грусть тоска.
Пожалился Иванушка на судьбу свою. Богатыри ему: Ты, Иванушка,
не кручинься, ты вместо Василисы нас в баньку заведи, а там уж
будет наша забота. Так и сделали. Схоронился Иванушка подле баньки -
смотрит, Горыныч в баньку залез, час прошел, два, три часа — тишина.
Потерял терпение Иванушка, забежал в баньку и видит такую картину.
Илья Муромец держит одну голову Змея под правой подмышкой, другую -
под левой, третью промеж колен зажал, Добрыня Hикитич Змея сзади
"оформляет". Алеша Попович стоит перед Змеем, щеку свою ладонью
подпирает и говорит, покачивая головой:
— ДУРАШКА ТЫ, ДУРАШКА! БЫЛА БЫ У ТЕБЯ ОДHА ГОЛОВА И ТРИ ЖОПЫ, ДАВHО
Б ДОМА СИДЕЛ.

Средство от импотенции «Три богатыря». Три – это глагол!

Валентинка.

Рассказала на днях бывшая однокурсница, назовем ее Валей в честь предстоящего праздника. Для любителей отыскивать реальные прототипы уточню, что рассказала по скайпу, да и некоторые детали я по возможности поменял.

На Валю и сейчас, после рождения второго внука, оглядываются мужики на улицах. А тридцать лет назад у ее ног лежал весь наш третий курс в полном составе. Но девушка на мелюзгу не разменивалась, а выбрала самый кругой вариант – пятикурсника, секретаря комитета комсомола, красавца с внешностью былинного русского богатыря. И все у них шло отлично, пока Валя, не обнаружив в положенный срок положенного недомогания, не обрадовала своего богатыря перспективой стать вскоре папой. Тут-то и выяснилось, что богатырь ничего такого в виду не имел, жениться не планировал, это у него была не любовь, а свободный секс свободных людей, и вообще сама не убереглась – сама и избавляйся.

Родители дули примерно в ту же дуду: куда тебе рожать, тебе еще учиться и учиться, вот у нас знакомый доктор, сделает с обезболиванием, даже не почувствуешь ничего. Валя к проблеме отнеслась философски, аборт так аборт, не она первая, не она последняя. Села в трамвай и поехала к доктору. Но что-то такое под ложечкой жало и беспокоило.

Я попробую пояснить, почему эта тема всплыла у нас в разговоре именно теперь, в преддверии дня всех влюбленных. Мы тогда про святого Валентина, конечно, не знали. Но, во-первых, дело было как раз в середине февраля. А во-вторых, в деле фигурирует любовное письмо, хотя и очень своеобразное. Вот сейчас про него будет.

Вот Валя едет в трамвае. Пробила талончик, положила его в карман пальто. И с некоторым удивлением обнаружила, что в кармане лежит конфета. Хорошая, шоколадная, марки «Золотая нива». Такие даже в Москве продавались далеко не в каждом гастрономе и стоили чуть ли не десять рублей кило.

Развернув обертку, Валя удивилась уже по-настоящему. Внутри фантика конфета оказалась завернута в записку. На обрывке тетрадного листка кривым почерком только что научившегося писать ребенка было написано:

МАМА МНЕ БОЛЬНА НИСЕРДИСЬ Я ТИБЯ ЛЮБЛЮ РОМА

Валя ни в какой степени не была ни религиозной, ни сентиментальной. Она попыталась объяснить происхождение записки рациональным образом, но ничего не вышло. Сладкое она любила, но именно этот сорт конфет не встречала очень давно. Знакомых по имени Рома у нее не было ни одного. Знакомых детей дошкольного и младшего школьного возраста – ненамного больше. Это пальто она не надевала с осени, до вчерашнего дня ходила в шубке, так что не оставалось даже шанса, что кто-то случайно положил конфету в карман в гардеробе.

В обшем, при всем неверии в мистику, выходило, что игнорировать столь явное указание свыше никак нельзя. Валя дожевала конфету (вкусная!) и пересела во встречный трамвай. Родителей поставила перед выбором: либо они смиряются с ролью бабушки и дедушки, либо с завтрашнего дня у них будет на одну дочь меньше. А она как-нибудь проживет и даже институт кончит, в нашей стране матерей-одиночек поддерживают.

Родители, поразмыслив, выбрали первый вариант. Матерью-одиночкой побыть не довелось: на освободившееся от комсомольского вожака место немедленно нашлось не меньше трех претендентов, которых не смутил Валин растущий живот. Наученная горьким опытом Валя выбрала из них самого скромного, я бы даже сказал – самого завалящего, и к моменту родов была уже счастливо замужем. Где и пребывает до сих пор, в отличие от многих ее товарок, вышедших замуж по ах какой любви и успевших с тех пор развестись, некоторые и не по разу.

Родив (мальчика, кто бы сомневался), Валя уперлась рогом еще раз: ребенка будут звать Ромой и никак иначе. Никто ее не поддержал, а больше всех фыркала младшая сестра-шестиклассница:
— Тьфу, что за имя, будет как мой Ромчик.
— Какой еще твой Ромчик? – насторожилась Валя.

Тут-то все и выяснилось. Оказывается, у шестиклассников был подшефный первый класс, и один из первоклашек зимой внезапно воспылал к Маше любовью. Проявлялась любовь в том, что он больше всех шумел, хулиганил и норовил поставить подножку. Маша в конце концов не выдержала и треснула его пеналом по голове. На следующий день Ромчик принес конфету – мириться. Маша конфету есть не стала, потому что все еще сердилась, а чтобы добро не пропало, сунула ее в карман сестре.

Валя еще раз перечитала записку. Да, конечно, там было написано не «Мама», а «Маша», как это она сразу не прочитала правильно? Но сына все равно назвала Ромой.

Едет Илья Муромец по дороге, вдруг развилка, на ней камень: "направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — голову сложишь, прямо пойдешь — пидором будешь!"
Подумал Илья: "Кто ж меня самого крутого богатыря опустить-то сможет!" и поехал прямо.
Выезжает к реке и видит — на берегу спиной к нему сидит Змей Горыныч, две головы пьют воду, а третья задумчиво смотрит в даль.
Пока горыныч не прочухал, Илья выхватывает меч, подлетает — хвось, хвось, две головы срубил. Третья поворачивается к нему с печальным взглядом: "Ну и кто ты после этого?"

Наш ответ Виагре: Народное средство "Три богатыря" (первое слово — глагол).

Три богатыря скачут зимой по дороге через лес и видят груду колотого кирпича и сломаную березу:
— Это что? — спрашивают они у проходящей мимо бабки.
— А это вчера пьяный Емеля на печи в поворот не вписался!!!

Картина "3 богатыря": один из-под руки смотрит вдаль, другой вытаскивает меч, третий чешет затылок. Озвучиваем:
— Кажется, рать приближается...
— Будем встречать...
— Опять же п##ды дадут...

В одном лохматом году послала меня советская родина в командировку в братскую Индию по секретному делу. Не суть чем мы там занимались, но жить приходилось в одной маленькой деревушке у чёрта на рогах. Это было всеми забытое поселенье о двух десятках холуп разной степени ветхости у подножья горы (по мне так просто сопки) с названием столь же колоритным, сколь и неудобоваримым для русского слуха. Я, к примеру, всякий раз слыша его испытывал жуткие приступы панической атаки, а попытка его начертать несомненно привела бы к вызову местной нечисти, ну или пробуждению вождя пролетариата попытайся я сделать это дома.
Местное население видело белого человека впервые, поэтому отношение к нам было как к марсианам. Хорошее. Каждый первый пытался пощупать, что-то всучить и что-то оторвать на память. Правда мы тоже в долгу не оставались. А уж какие они были любители поболтать. К концу второго дня наш переводчик жаловался на кровавые мозоли на языке. Аборигены, подобно чукотским шаманам рассказывали нам своё и чужое, обо всём вокруг, причём монологи велись одновременно всеми и сразу, с пеной у рта и палкой во лбу перебивающих. Когда мир и порядок воцарился в этом дискуссионном клубе, то немного фольклора таки удалось разобрать.
Теперь попытаюсь и Вам пересказать. За что купил, за то и продаю, так что излагать буду как сам слышал. Протекал в тех священных местах ручеёк. Ну как ручеёк — мутная струйка вонючей жидкости, в которой и блоха не утопится, будь даже у неё на то веские основания. Но стоило пройти самому маленькому дождику, как струйка зловещим образом превращалась в цунами с оползнем, градом, извержением и сдвигом тектонических плит. Всё это "как бы резвяся и играя" весело грохотало вниз по склонам на радость жителям, прихватывая по пути хибарки, животинку и огороды. Эдакий полный армагедец для отдельно взятой деревни. И если уж библейский потоп имел место быть на самом деле, то начало ему было положено именно здесь. Местные в этот ручеёк даже плевать боялись. И приносили ему жертвы на регулярной основе. Опять же по разным источникам, то была голубоглазая девственница либо чёрная курица, либо яйца дракона (что особо пугало, ибо согласно местным легендам и приданиям драконы — существа живородящие). Кто-то ещё упоминал про мешок индийской тыквы, в качестве подношения, но это весьма сомнительно, так как урожай чаще всего засыхал или его смывало. Продолжалось так с момента мироздания и прочно вошло в традицию и воспринималось как должное.
До той поры пока не появились на свет два былинныхне богатыря, а былинных дурачка. Сами знаете в каждой, даже самой заштатной, деревушке есть свой дурачок. А этим повезло! Да ещё и несколько раз повезло! Мало того что скудных умом было двое, так они ещё и не разлей вода были — всегда вместе, везде рядом. Но и это ещё не всё везение. Один из них был слоном. Нет, не просто неуклюжим, неповоротливым товарищем, а именно всамделишным слоном с ушами и хоботом. История о том как эти две судьбинушки встретились весьма туманна и отличатся завидным разнообразием вариаций.
По одной из них, папа Илая (мальчик, не уверен, что звали его именно так, но очень похоже по звучанию) отбил маленького слонёнка у стаи диких собак. По другой, наоборот, папа Патамабара (слонёнок, а вот это имя я запомнил) героически отстоял мальчика у всё той же недобитой предыдущим отцом стаи. Третья же версия в ярких красках повествует о группе отважных бобиков, что, аки памфиловцы, до последнего обороняли двух малышей от стаи разъярённых отцов. Каждый волен выбирать историю по вкусу. Но тот факт, что оба рано осиротели, заставляет задуматься о судьбе родителей.
Жили эти два оболтуса как и полагается беззаботно предаваясь дурачеству. Иногда подрабатывали на бесполезных огородах, либо таская тяжести и занимаясь грузо — и пассажироперевозками. С парнишкой рассчитывались едой, слон же по рассказам слыл абсолютным бессеребником и альтруистом. И пахал удовольствия ради. Беспокойства эта парочка деревне не причиняла. За исключением нескольких потоптанных огородов, что само по себе за большую потерю не считалось. Все были счастливы. Всё шло по плану.
А тут то ли дождь прошёл сильнее чем обычно, то ли кто-то не только плюнул, но и сморкнулся в ручеёк... Несётся, одним словом, с сопки "попа" поистине вселенских масштабов. И все понимают, что смытыми грядками на сей раз не отделаются. Сховали кто что смог, руки в ноги и стали теми самыми огородами уходить в глубокий тыл. Про дурачков вспомнили, но особо искать и звать времени не было. Бежали кто как мог — дюже страшно было. Тем временем, эти два полоумных бездельничали как раз меж двух огней — наползающим концом, если не света, то деревни и улепетывающими соотечественниками. Ума было маловато чтобы вовремя оценить масштабы бедствия, но достаточно, чтобы дать дёру, хоть и с немалым опозданием. Разогнавшись подобно броневику, малохольные неслись вниз по склону, как вестники грядущего катаклизма. По пути причиняя значительный урон флоре и фауне. Оползню же оставались жалкие крохи.
Так не во время подвернувшееся вековое дерево не успело отскочить в сторону и было отправлено вместе с корнями в глубокий нокаут чугунным лбом Патамабара. И, о, Чудо! Селевый поток запутался в корнях местного баобаба и на пару градусов изменил движение, уйдя в итоге в сторону от деревни и проложив новый маршрут для остальных случаев локального Армагеддона. Вот так дураки, не разбирающие дороги, спасли деревню..."
Вот так и рождаются легенды. А вся мишура наросла потом: о былинных богатырях, о чудесном спасении и посетившим героев просветлении...

Едут как-то в чистом поле три богатыря, а им навстречу Карлсон летит и
озирается испуганно.
— Тьфу ты! — сплюнул в сердцах Илья Муромец, — Опять этот наборщик
напился, как сапожник, и книжки перепутал!

В общем, средний такой ресторанчик, тусуется завсегдатай с бодуна. Денег нет, а на халяву никто не наливает (примелькался он, шутки его, рассказы всем уже обрыдли). Тут вдруг видит, сидит какая-то делегация монгольская — стол от хавчика и водки ломится, бычку упасть негде. Этот бомжара — туда:
— Хотите, былину расскажу, как Илья Муромец с Сухэ-Батором (или как там народного монгольского богатыря звали) бились?
Монголы так вяло:
— Валяй.
— Вышли, значит, биться Илья Муромец с Сухэ-Батором. Ударил первый раз Сухэ-Батор — по щиколотку Илья в землю вошел.
Монголы немного заинтересовались, сто грамм бомжу налили, тот бахнул, воодушевился, дальше грузит:
— ...ударил второй раз — по колено русский витязь в землю ушел.
Монголы ему стакан в руку, стерлядочку, рты пораскрывали.
— ...третий раз ударил — богатырская грудь под землей скрылась!
Монголы веселые такие, еще ему наливают, антрекотик там, шницелек. Бомж цветет весь, глаза сыто-пьяной истомой подернулись:
— Настала очередь Ильи бить. Ударил раз — стоит Сухэ-Батор, не шелохнется!
Монголы ему все подливают, подкладывают, радостные такие.
— Ударил второй раз — стоит Сухэ-Батор, не шелохнется!
Монголы уже весь хавчик, всю водку бомжу подвинули, тот пьет от души, закусывает:
— Ударил третий раз Илья Муромец — стоит Сухэ-Батор, не шелохнется!
Ну, все монголы в эйфории, а бомж доел-допил и лениво так в зубах сидит ковыряет. Монголы нетерпеливо:
— Ну дальше-то, дальше!!!
Бомж (сытый, пьяный — ему уже ничего не надо):
— Ну, а че дальше... Стоит Сухэ-Батор, не шелохнется... Только уши из земли торчат.

Когда соображают на троих, вначале все выглядят, как три богатыря, а в самом конце, как три поросенка.

Смешиваем пиво "Три богатыря" с водкой и получаем коктейль "Три поросенка".

Посвящается замечательному музыканту Илье Гринбергу.

В то время в России произошло заурядное событие – очередного чмудака
назначили очередным министром обороны. Как и все чмудаки, бывшие
министрами обороны, он первым делом спрятал своего сына на посту
вице-президента чего-то там шибко международного, а затем потребовал от
парламента «Всех студентов в армию». Парламент дал слабину, и студентов
начали брать.

Таким образом, ряды непобедимой и легендарной пополнили студенты
консерватории Рабинович, Гринберг и Кацнельсон.

Одели их так, что я вам передать не могу. В армии из доступных размеров
есть только очень большой и очень маленький, так что в гимнастерку для
Рабиновича можно было запихнуть еще и Гринберга, а Кацнельсону достались
шорты. Потом им приказали пришить ко всему этому погоны, нашивки и еще
какую-то дребедень. Словом, когда они в таком виде в первый раз вышли за
ворота части, то девушки на улицах шарахались, старушки крестились, а
собаки истошно выли.

Определили наших «бравых военных» в полковой оркестр. Там не были
предусмотрены ни скрипка, ни контрабас, так что Рабиновичу достались
тарелки, а Гринбергу с Кацнельсоном – по трамбону. Днем они по десять
часов ходили по плацу строевым шагом, дудя в трамбоны и стуча тарелками,
ночью их избивали старослужащие. А в это время чмудак, бывший министром
обороны, докладывал президенту об успехах в боевой и политической
подготовке.

Шло время. Наши герои научились бодро маршировать. Кацнельсон добился,
чтобы ему, наконец, выдали нормальные штаны вместо шортов. Гринберга
просили заменять дирижера, когда сам дирижер был пьян. А Рабинович
потерял зуб в боях со старослужащими. Зато теперь «дед» сержант Егорычев
стал звать его не «жадом», а «боевым явреем». А в это время по всей
стране из-за дедовшины в армии гибли сотни молодых ребят. Матери
получали своих сыновей в гробах, а сын чмудака, бывшего министром
обороны, ездил на дорогой машине и сбивал пешеходов.

Прошло еще немного времени, и триумвират музыкантов начал править бал в
казарме. Став «дедами», они уже сами могли заказывать музыку и сами ее
исполнять. И они решил, что в их казарме дедовщины больше не будет. Если
кто-нибудь кого-нибудь тронет хоть пальцем, будет иметь дело с ними –
русскими былинными богатырями Рабиновичем, Гринбергом и Кацнельсоном.
Один «дедок», правда, попытался не согласиться и заставил молодого
солдата сбегать за сигаретами. Тогда его ночью разбудил Рабинович и,
сверкая свежевставленным зубом и медными тарелками, до утра читал ему
лекцию о вреде курения. А Гринберг и Кацнельсон держали «дедка», чтобы
не убежал.

И так получается, что когда одно поколение в казарме живет без
дедовщины, то такой порядок входит в привычку, и следующие поколения уже
и не знают, что это такое. Казалось бы так просто. Но время идет,
чмудаки сменяют друг друга на посту министра обороны. Их дети вместо
армии идут в вице-президенты чего-то там шибко международного, а потом
давят пешеходов на дорогих тачках, а солдаты продолжают гибнуть…

А Гринберг, Рабинович и Кацнельсон с тех пор продолжают дружить, и раз в
год Гринберг и Кацнельсон приезжают в Москву в гости к Рабиновичу – один
из Тель-Авива, а другой из Киева. Они выпивают по стопке русской водки,
а потом идут в парк и играют марш «Прощание славянки».

Игорь Левицкий (igor@levitski.com, www.levitski.com)

Классика: женщина, любовник, целуются, ключ, муж. Любовник не успевает спрятаться, от волнения почему-то подпрыгивает и повисает на люстре. Муж (ошалело):
— Гос-с-поди, ты кто??
— Я?... ну... типа, Змей Горыныч... щаз улечу...
...на следующий день бедный муж сидит на работе, совершенно не в себе, дрожащей рукой помешивает сахар в кофе, работа не идет... Подходит коллега:
— Вась, ты чего?
— Не поверишь... у меня вчера в гостинной Змей Горыныч летал...
— У-у, да это что! Вот у меня на днях из ванной 33 богатыря выходило...

Выходят в чисто поле три богатыря. Илья Муромец окинул взглядом:
— Ни татар, ни блядей! Добрыня Никитич тоже осмотрелся:
— Ни блядей, ни татар! Алеша Попович повертел головой:
— Ни татар блядских, ни блядей татарских!