Ваше имя: Никто Живет себе, поживает обычная семейка: она преподаватель философии, он прораб на стройке...
Ваше имя: Никто
Живет себе, поживает обычная семейка: она — преподаватель философии, он
— прораб на стройке, Ну, столь разительное несовпадение профессий им
как-то не мешало до определенного времени, жили себе и жили. Но в один
прекрасный день ужалил прораба пролетавший Амур и ушел он к другой. А
разлучница — тоже философ, мало того, кандидат философских наук,
советской выпечки, правда. У прораба, судя по всему, была несколько
патологическая тяга к философам в юбках... И он, будучи еще официально
неразведенным, переселился к своей любушке. И жил с ней, воркуя,
какое-то время. А у нее дочка-студентка, и, вы-таки будете смеяться,
господа, — не просто студентка, а третьекурсница философского
факультета. Однажды в неурочный совершенно час мама-кандидат
возвращается домой и находит свою дочушку в постели с прорабом — у него
же необоримая страсть к философии, где тут вытерпеть... И мама начала
бить сожителя по голове Шопенгауэром.
Главное, дамочка, хотя и кандидат философии, к открывшемуся зрелищу
отчего-то отнеслась отнюдь не философски. Вовсе даже наоборот. И, как
вы правильно угадали, стала сожителя энергично критиковать — за
материализм, переходящий в вульгарный эмпириокритицизм. На ту беду, надо
ж такому случиться, в квартиру заявляется супруга прораба — официальная,
согласно нерасторгнутому браку. И тут уж у них начинается подлинно
философский диспут с применением всех доступных тяжелых предметов.
Дамочка, которая кандидат, колошматит прораба, попадая временами по
супруге, супруга колошматит разлучницу, попадая временами и по прорабу.
Ему, сами понимаете, приходится хуже всего — меж двух огней, бабы хоть
одетые, а прораб голышом... Уютнее всех студентке. Вот уж кто оказался
подлинным философом из школы циников. Девка лежит в постели, лицезреет
диспут и хохочет, как гиена, то ли от веселья, то ли в истерике... Ну
что вы ржете? Тут плакать надо... Хотите, я вас доведу до слез
предпоследней деталью? Дамочка-кандидат допрежь была супругой некоего
инженера-строителя, он ее пару месяцев назад выставил за разврат,
переходящий в «тенденцию, однако». А потом, как порой случается,
заскучал и возжелал примирения, хотя и развелись уже, и хату
разменяли... Идет мириться и прощать. Дверь открыта, он заваливает с
тортом и бутылочкой, гордый собственным благородством, — и попадает в
разгар диспута. А поскольку он перед историческим визитом еще и принял
для храбрости, быстро проникается идеей и в конце концов начинает
колошматить всех подряд, не отделяя философов от пролетария. Шум от
диспута стоит на дом, соседи вызывают «луноход». Влетает в квартиру
наряд и стоит в полной растерянности — ребята всякое повидали, но тут
совершенно непонятно, кого нужно выхватить из-под плюх, а кому
побыстрее крутить руки как агрессору... Да, чуть не забыл про собаку...
У дамочки-кандидата был жизнерадостный годовалый сенбернар. Песик
никого не кусает, но он решил, что началась веселая игра, и бесится от
всей собачьей души, носится по стенам и потолку...
Районщики чуть со смеху не сдохли...
Обошлось все сравнительно нормально — ни переломов, ни проломленных
голов — все-таки интеллигенты, философы... Синяков у каждого с
полдюжины, висят живописные лохмотья, волосы выдранные, прораба обе
дамочки ухитрились исцарапать с ног до головы — сам-то он больше
прикрывал мужское достояние, в его положении ручками не особенно и
размахаешься... Сенбернар под шумок сожрал до крошечки инженеров торт.
перебил все бутылки и цветной телевизор сшиб, хорошо еще, кинескоп не
взорвался... Такие вот кровавые милицейские будни. Теперь усердно
скрипят перья. Студентка уже совершеннолетняя, но мамаша все равно
катает в суд бумагу, требует привлечь прораба за совращение, развращение
и принуждение. Супруга пишет на разлучницу, выставляя ее первой
развратницей города. Инженер пишет на супругу прораба — она ему сгоряча
новенький импортный пиджак порвала и часы разбила. Студентка пишет, что
не было ни принуждения, ни совращения, а было лишь добровольное согласие
сторон. Один прораб оперу не пишет, ему грустно и тягомотно, пьет вторую
неделю и заверяет, что непременно повесится. Обе бабы его выставили,
кочует по дружкам.
Вы хотели бы узнать, чем кончилось?
Да ничем еще не кончилось.
Но все друг друга избегают — второй раунд не хочут.